Свой голос

     Запись  (в сокращении)  одного  из последних выступлений Юрия Визбора в
творческой мастерской Московского клуба самодеятельной песни.

     Я никоим  образом не теоретик. И никакими теоретическими изысканиями не
занимался.  Я считаю, что мысль хороша тогда, когда она является сама, и нет
ничего  печальнее навязывания  чужих мыслей. И  еще один  момент  -  общий и
банальный: нет таких мыслей и слов, которые сделали бы  из непрофессионала -
профессионала, из плохого поэта - хорошего или из хорошего  - отличного. Это
мое  глубокое убеждение. И поэтому каких-то тайн или откровений не  ждите от
меня, потому  что я  просто хочу  поделиться  достаточно  практическими,  во
многом дилетантскими мыслями относительно того, что мы называем нашей песней
или самодеятельной песней и т.д.
     Песня - очень  маленький  плацдарм. Чрезвычайно маленький. Даже длинная
песня очень мала. Средняя  песня звучит две  с половиной  минуты. Это крайне
маленькая площадь  - однокомнатная с  совмещенным санузлом. Поэтому населять
ее густо  мы не можем.  То есть  мы можем о многом сказать. Но  как жанр она
диктует нам в  эту квартиру поселить одного-двух человек, для того, чтобы их
рассмотреть,  чтобы  была возможность с ними познакомиться.  Я  говорю не  о
числе, а  о моменте  подробного рассмотрения  души,  рассмотрения  ситуации.
Ситуация должна быть  в определенном  понятии  едина.  Есть  фильмы, которые
проверяются  очень  нехитрым  образом.  В  документальном  кино  есть  самый
простецкий тест - если можно рассказать,  то это достаточно хорошая картина.
Если можно рассказать, значит, у нее есть начало и конец, она  конструктивно
построена,  значит, в  ней  что-то  произошло,  мы  смогли  рассмотреть либо
человека, либо какое-то явление  жизни. Отчасти это относится  и  к песне. Я
говорю не о персонажах - в песне их может быть очень много, а об  интонации,
о состоянии души, о той внутренней нити, которая  в  песне находится, -  она
должна быть одна, а всего остального может быть много.
     Во что я верю?  Я верю в не очень сложное высказывание Тургенева о том,
что талант -  это подробность. Я  сейчас работал над  произведением  Теофиля
Готье "Капитан Фракасс". Он  очень  подробно  описывает  каждую  пуговицу на
камзоле, заплатку, локти.  Имеется в виду  не  такая подробность, а та,  что
нечто решает или
     создает интонацию,  состояние души поющего и  пишущего. Подробность, на
которую опирается вся песня.
     Посмотрите,  как развивается замечательная  песня Городницкого "Кожаные
куртки".  Она  развивается очень гладко.  В  псевдоромантическом духе...  Но
"лысые  романтики" - вот она, подробность. Она  совершенно  не вписывается в
этот псевдоромантический круг. Она еще и правдива, потому что люди, летающие
на Севере, носят  бесконечно шапки, и шапки эти -  знаю, потому что носил их
немало лет, - вытирают  головы. И молодые люди - они лысые. Много  лысых! Вы
об этом  знать не можете, но слова "лысые романтики, воздушные бродяги" дают
вам некоторое новое  качество, представление о правдивости  происходящего. И
поэтому  слова "девочки-невесты",  которые  ходят  еще  школьницами,  в  нас
рождают   замечательное  чувство,  что  жизнь  еще  не  прошла...  Вот   она
подробность, как скрытое лицо песни.
     ...Мне кажется, когда мы сочиняем, занимаемся вообще творчеством, перед
нами так  или  иначе  в  той или  иной  степени  всегда встает  вопрос нашей
позиции. Нашей позиции в самом широком смысле этого  слова. Мы можем ставить
вопрос о гражданской позиции,  хотя я  хочу отметить, что слова "гражданская
позиция"  очень  часто носят,  так  сказать,  смысл  вульгарной  социологии.
Гражданская  позиция - это  понятие гораздо шире.  Я лично  придерживаюсь из
двух позиций  -  адвоката и прокурора  - позиции  адвоката,  позиции защиты.
Позиции человека, которому нужно утешить, ободрить, обнадежить. Мне кажется,
что  это и  есть  одна  из  великих  целей.  Несмотря на  то, что  в  начале
творчества  это  кажется  слишком  общим моментом,  но  рано  или поздно  вы
поймете,   что  вам  нужно  определиться.  Не  перед  кем-нибудь,  не  перед
какими-нибудь  организациями и  даже не перед друзьями - только перед  самим
собой.  Вот  это важнейшее определение в  конце  концов самым решительным  и
невероятным образом будет влиять на ваше творчество.
     Существует  мнение о разделении  личности  художника. Когда в  быту и в
жизни,  в социальном окружении художник может быть невыносимым  эгоистом,  а
как только он приступает  к творчеству, тут из него... Знаете,  я  в  это не
верю.  Хотя  художники  все в  общем-то  люди  сумасшедшие  и имеют  большое
количество странностей, но в  общем и целом их  несовершенность и слабость -
все это  выступает  в творчестве.  И творчество является единственным сколом
души человеческой и самым главным.
     Однажды с  Городницким на Грушинском фестивале мы имели большую  ночную
беседу по поводу инфантилизма самодеятельной песни. Дело в том, что за  день
приходится прослушать двести песен, а когда  они  начинают идти все разом...
Колоссальное  количество   песен  написано  слабой  мужской   рукой,  слабым
мужчиной, переживающим, очень любящим, но в основном пейзаж  один и тот же -
дождь,  ты  ушла, какие-то недостатки в  жизни и такая безвыходность молодой
тоски, которая всегда несовершенна, потому что  в ней нет настоящей тоски  -
старой, зрелой.
     Этот поток песен инфантильных, причем сочиненных во всяких разных краях
нашей страны - он  поражает абсолютно. И  мы с Сашей  пришли  в  неописуемую
ярость  от этого  и  рассуждали  таким  образом:  "Боже  мой,  куда  же  все
подевалось?"   Мы  думали,   что  все-таки  то   поколение,  к  которому  мы
принадлежали,  оно ведь  вышло  из  двора.  Во  дворах  московских  бытовало
гигантское  количество   песен,  которых  мы  сначала  стыдились,  а  теперь
вспоминали с Сашей  все слова -  "На  кораблях  матросы ходят хмуро..."  Это
такая дворовая "понтяра", просто чудо! Оттого, что в тех условиях нужно было
выживать, существовать, и появились песни, в которых виден мужчина. Он может
оценить события, постоять за себя или за даму.
     Я призываю  к мужскому началу в песне  - к тому, что  было у Высоцкого,
есть  у  Городницкого.  Потому   что  инфантилизм  и   вялая  позиция  очень
привлекательны. Тем,  что она  легка - эта довольно  проторенная дорога, где
можно вложить  массу замечательных образов, метафор, и  чем глубже вы будете
погружаться  в это метафоричное болото, тем  будет все  хуже и хуже. Это мое
личное мнение.
     Теперь маленький  вопрос  - но он существует.  Это  вопрос успеха.  Как
относиться к  аплодисментам или  к одобрениям. Вопрос переживания мелких или
крупных успехов. Я не хочу называть имена, но все-таки в бардовском движении
был ряд людей, которые не смогли устоять перед кулачными ударами успехов. Не
смогли.  Они  скатились в  лучшем  случае  -  к водке,  а в  худшем случае -
проигрывали  той самой достаточно банальной пластинке, с  которой  был начат
успех.  Потому  что успех как материальное  отражение  творчества все  время
должен допингироваться новизной, поиском. И даже если творчество заведет вас
в  неизвестные  дебри,   туда,  где,  кажется,  ничего  не  выскребешь,  это
небесполезные походы, как и небесполезны момента отчаяния в творчестве.
     Когда  вы начинаете  писать  песню,  у  вас сложившаяся конструкция, вы
знаете,  к  чему должны  прийти,  и  вдруг появляется  момент,  который  вас
начинает  тянуть в  совершенно  другую  сторону, куда вы  и не смотрели... Я
думаю, нужно  туда  идти.  Туда,  где темно. И  это замечательно. Так же и с
отношением к успеху. Вас всегда должна преследовать мысль - я сейчас говорю,
как "дедушка русской авиации", -  что успех, который вы сегодня имеете, - он
вчерашний.  Это  успех  вчерашнего  дня.  Сегодня  ничего  не сделано  и  не
приобретено.  Нужно  не застывать, не оставаться  в  тех  формах  и  на  тех
горизонтах, на которых вы только что побывали.
     Самодеятельная  песня  отличается от  профессиональной  тем, что она  -
песня  в свитере или  в  ковбойке. И ей претят  блестки на лацкане  пиджака.
Особенно отвратительно, когда развелась масса песен о БАМе и  когда выходили
молодые  люди из вокально-инструментальных  ансамблей в  каких-то немыслимых
фиолетовых  пиджаках,  снабженных какими-то  блестками, и, расставив  широко
ноги,  начинали  петь  по БАМ - как они там  якобы куют что-то такое и ветры
свистят - ну, это кошмар, это дикая пошлятина! Выходя  на  сцену,  вы должны
уважать зрителя. Вы должны одеваться пристойно, аккуратно.
     Есть законы приспосабливаемости певца к залу и зала к певцу или актеру,
и я могу вас уверить, что если вы даете сольный концерт, то первые три песни
проскакивают  мимо.  И  отдавайте  их  на съедение  сразу.  Это то  мясо,  в
результате которого вы  должны  наладить общение друг с другом. Если в вашей
одежде есть какая-нибудь вызывающая деталь - например,  красный бант, то зал
весь концерт  будет  смотреть  на  этот  красный бант и больше ни  о чем  не
думать. Образ свой вы должны, как актеры, создавать.
     И последнее,  как мне кажется... Искусство призвано удивлять  человека,
если выражаться языком для пешеходов, несложным. И через удивление достигать
своих, других целей.  Сказать человеку: "Будь героем!" -  это все равно  что
ничего не сказать. Но спеть песню, в которой был бы элемент удивления, того,
что может человека зацепить необычно, - вот  это и есть номер, которым стоит
заниматься.  Другое  дело,  что  существует  поэзия  и  вид  песен,  который
удивителен сам  по себе. Вот Булат Окуджава не пользуется какими-то  резкими
моментами. Его  поэзия  чрезвычайно  пряма. Он  пользуется  очень  маленьким
образом, но этот образ абсолютно точный. Это поэтическая "десятка".
     Из песен, написанных мной, - а я написал  около  трехсот песен - пою на
концертах очень мало - пятьдесят песен, которые в сценическом ореоле. Песня,
которая поется  с эстрады, должна иметь  очень трудно определяемое эстрадное
качество. Она  должна  более коротким путем, чем другие, идти  к человеку, к
зрителю. У меня есть песни, которые я  очень люблю и считаю вершинами своего
творчества, однако я их в жизни не пою на  концертах! Потому что, во-первых,
это исполнение мне безумно трудно - я человек эмоциональный, и иногда у меня
слезы наворачиваются на сцене, когда я пою. Правда. И когда выносишь любимое
дитя  во  двор  и  говорят:  "А, хорошая девочка..."  -  и уходят, я безумно
расстраиваюсь.
     Самое главное, что  есть в  песне,  - это интонация, свой голос. И  его
нужно обязательно взращивать в  себе, поливать, удобрять  и отстаивать. И те
безумные муки, когда  ты бесконечно упрекаешь себя в  бездарности - в них, в
этой бесконечной борьбе с собой и происходит творчество.

     1983