Итак скидываю первое произведение... Поскольку формат произведения допускал матерные слова, то это не значит, что ваши ответы с оными словами будут приветствоваться(разве что как цитаты и то...)
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
«Либидо Жизни»
Трилогия
В варианте 2006г. февраль-март
Пояснения (очень краткие, но необходимые для данного издания):
…Данная трилогия составлена из самостоятельных произведений, определивших сущность развития мировоззрения именно в данных состояниях… Целостность произведений определила цель слить их как данность целостности развития Личности… Трилогия несколько отходит от базовых вариантов, поскольку дает совокупность целостности, а также в связи с более четким литературным смыслом и смысловым оформлением мыслей…Что в любом случае не умаляет достоинства и недостатки первичных форм… В любом случае первичные формы в свое время тоже были подвергнуты редактированию…
…Упомянутые в произведении сущности являются Личностью авторского миропознания и никоем образом не могут трактоваться как реальные в данном слое реальности…
…Данная трилогия не посвящается никому вообще и тем более в частности – оная есть именно сутью определенного выше и поданного ниже…
… Не рекомендуется к прочтению массовых слоев общества, поскольку противоречит их ментальности, умственному, культурному и духовному развитию…
…Всякое критическое отношение к изложенному приветствуется…
…Всякая критика является личными мыслями критикующего – посему не соответствует сути произведения, посему – пусть критикующий парит себе свои мозги сам…
…Произведение (особенно первая его часть) изобилует матерными словами, подчеркивающими основной смысл, а посему оные никак нельзя убрать из данного повествования, собственно в ином случае теряется суть написанного…
…Объективных вам впечатлений…
Автор
А кроме всего прочего
это ненужно ни кому.
I
« ПУСТЫНЬ »
1996-1997
в варианте 2003г.
ТЕТРАДЬ
для разгрузки
Пушистый снег залепил все щели на лице моём.
Но я радовался такой неожиданности.
Меня переполняло чувство возбудимости.
Нехай снег и дале лепит моё ебло.
ЭПИГРАФ:
Раскричались вороны, прожужжали мухи, паук допивал свою жертву, и люди вторили всем им. Но сильнее и жосче – с чувством и мыслительными процессами – под стать разумным существам. Всё вокруг прекрасно, пока мы это таким чувствуем. Реальность же тяжела и требует выносливости.
От каждого.
Рождение (подростковая демагогия).
Птицы улыбались сами себе. Они находили, что это приятно. Я снова заведу речь себе и вам назло, я снова буду высказывать мысли нескончаемым предложением, которое потоком блевотной лавы выплескиваеться из грохочущего где-то внутри меня вулкана в коре головного мозга, нервных сплетений, мыслей, ассоциаций, раздумий, сравнений и фактов с откровенной и заслоняющей раны брехнёю, чтобы осталась надежда на великие подвиги портив существующего быта и положения всех вещей, которые обросли корнями и вцепились в вечную почву нестерпимого идиотизма и великой глупости, обусловленную – чтобы там ни было. Самой сути в этих высказываниях нет так, как эта величина вечно меняется и зависит от мнения каждого с нею ознакомленного.
Начну я с того что уже начал и вовсе не обязательно вводить вас в курс и объяснять состояние общества и всего того, что с существованием вообще в бытии связано, так как вы сами в нём находитесь и воспринимаете своею точкою зрения (понятное дело – субъективною и во многом стереотипною, но, в принципе, собственною). Не буду, также, подносить вам рассуждения различных мыслитетелей и т.н. авторитетных источников мысли нашей современности по поводу того, что они о ней думают, ведь и это вам, по идее, известно (по идее, но не в реальности). Я просто по-выражаюсь некоторыми мыслишками ироничного человечка. Проведу свой глобальный пиздежь в противовес пездежу времени.
Согласия на аттестацию в обществе не даю за неимением смысла в таковом.
Суть неизменчива.
Нет мира другого, чем тот, который цепко вцепился в наши мозги. И не всё ли равно - кто и каким и в каком виде его воспринимает. Важно не это. Важно на сколько поднялся Человек лично над всем этим и в Чём, собственно, он по настоящему живёт, что есть его Мир, и кто ещё там проживает вместе с ним, являясь, однако, частью его, всего лишь частью.
Провалилось сознание в иное восприятие, легко и безоблачно. Прыгнуло и повисло.
На широком ровном поле, уходящем за все горизонты, среди нагромождений камней и сухой землицы, содержащей в себе практически один песок, среди недоразвитых и чахлых кустиков и высушенной вечностью травки валялось, раскинув конечности, тухлое тело. Дохлое тело, совсем уж мёртвое и растрёпанное неиссякаемым степным ветром оптимизма и благодушия естества. В старой дырявой груди клокотало умершее сердце. Оно почернело, подзагнило, пахло убитыми надеждами и покалеченною в битве с жизнью мечтою. Трепыхание его, никем не замеченное, отдавало противной слабостью и гнилым эгоизмом сострадания к самое себя.
Рой мух кружил над этой кучкой эволюционной парадоксальности. Насекомые спаривались в вольном скоростном полёте и огрузневшие самки откладывали в его разлагающиеся ткани яйца. Чтобы жирные, сочные опарыши догрызли падшую плоть. На радость новой жизни, на счастье быть живым, на блаженство природного равновесия. На - заебись!!!
А между тем сердце жило. Оно чувствовало пищеварительные соки насекомых, запах их экскрементов и жизненного дерьма, свет солнышка и холод ночного ветра, пробивающиеся сквозь проеденные отверстия и прогнившие дыры грудной клетки того, что называлось когда-то гордым именем ЧЕЛОВЕК. Сердце лежало в раздумии о своем положении, скором исчезновении и растворении в массе других существ и ничего не могло поделать. Бессилие.
Оно вспоминало, как когда-то билось в ещё живом, как гоняло по нему насыщенную кислородом кровь, как замирало от ужаса, как бешено и учащённо пыталось вырваться из теснины груди при встречах с таким же, единственным и неповторимым сердечком, рвущемуся ему на встречу.
Теперь всё прошло. В один прекрасный мрачный момент сбился его ритм, остановилось всё вокруг, не выдержал напряжений мозг и приказал всему застынуть.
Оной (этой) жизнью стало меньше.
Но сердце всё ещё жило и теплилась в нём последняя надежда о том, что кто-то, возможно, случайно в этой бесконечной ПУСТОТЕ наткнётся и подберёт его, и оно ещё поживёт, но с пользою и будет служить чем угодно, но будет живо и не бесполезно. И это несмотря на опарышей, маразм и суть вещей. Не форма определяет, но сущность. А сердце мечтало что оное есть в душе ЛЮБОВЬ и СЧАСТИЕ и, следовательно, есть вожделенная мечта любого. Мечты, мечты.
Текло в бесконечность время. Опарыши и другие личинки выросли и, проев в сердце ходы и туннели, выходили, выползали, вылетали наружу. На свободу от уходящего счастливого детства. От сердца осталась лишь продырявленная оболочка, весело изгнившая, после просохшая, но всё ещё трепещущаяся и бьющаяся. Сердце всё ещё жило. В полубреду, в полуяви оно осознавало, что ещё живо.
Прошла вечность.
На одном из горизонтов показался человек. Шёл он не спеша в перёд себя. Не было у него определённой цели и по этому шёл он не спеша, лишь бы не стоять на месте, и в перёд, лишь бы не остаться на месте. Короче говоря, это был мёртвый панк, который был жив, но ничего не имел, кроме себя. Внешность и взгляд его были как у обычного мёртвого человека, который был убит своею мыслью. А мысли все его были о бесполезности сущего человечества. Больше сказать о нём нечего. А появился он в этом бесподобном месте потому, что это было и его сутью. Впрочем, он мог здесь и не появляться, но тем не менее уже идёт в этих замечательных по своей природе местах, которые в своё время посетили бесчисленные великие люди. Многие бродят здесь и по сей день. Аминь.
Причины, выкинувшие панка на эту широкую волю, являлись соответствием его состояния и убитости с омертвлением к миру на данный момент.
Так уж получилось, что после появления на горизонте и бесконечного хождения прямо перед собою он наткнулся на тело.
Великий перерыв.
Тут я прерываю ход своих описаний на рассуждения. Вообще я прерываюсь на приём пищи, но при этом ещё и рассуждаю: в один вольный день у меня стали крошиться зубы и я подумал – а не хорошо ли это, ведь теперь я не смогу грызть просто вот так беззащитное мясо. Но это был слабый аргумент. И чавкая жареную плоть, я помочился в сердце параши. От этого не денешься.
Так вот, панк наткнулся на тело. Он подошёл к нему вплотную и стал рассматривать процессы разложения, удивляясь, как он ещё сам не стал такой примечательною вещью, коея так беззаботно раскинулась на этой привольной и благодатной для этих целей земле, приютившей прекраснейший образец конечного счастья.
Для, так сказать, проверки, на всякий случай, чисто из любопытства и познания собственным опытом, панк пнул тело ногою. Тело с сухим шуршанием распалось-рассыпалось на части и кусочки. Дряхлые внутренности, томившиеся до этого в теснине тела, выходили радостные и весёлые наружу к солнышку и голубому небу. Среди этих останков плоти и разума панк заприметил что-то поморщенное, прогрызенное, иссушённое и дивно трепещущееся. От нечего делать (что действительно являлось действительностью) он долбанул это трепещущееся. И оно, вылетев из общего хаоса гнили, ёбнулось о оземь и, очнувшись от забытья и бреда, учащённо задёргалось, издавая хрипы и стоны, а также вонь. Впервые блуждающий панк набрёл в своём бытие на этакое диво и, глядя под ноги, пиная комок прогнившего сердца (о чём он и не подозревал), панк поплёлся далее, в даль.
Это ещё не окончание будущего. Но всё следует друг за другом в хаосе (упорядоченном) моей мысли и осознания символов выражения этого бреда.
Великий перерыв.
Первый раз я прервался на потребление пищи, теперь я прерываюсь на суицидальную попытку очередного весёлого и беззаботного дня: было у меня ещё несколько счастливых моментов в жизни. В эти праздничные дни я был пронзён до глубины души приятным отвращением ко всему, что является человечеством, ко всему, что является «творческим» вдохновением одерьмовения себя и окружающей среды. Да! В эти лучшие дни моего полного омрачнения, убийственности, покинутости, абсолютного реалистического пессимизма и глобальной ненависти я попытался завеситься. Уж очень хотелось мне покачаться в отрешённости и небытии, отвиснуть, подёргаться в предсмертном и забыть на время о процессе жизнедеятельности и мозговой деятельности. Конечно, в такие дни я увлекался не только этим. Были ещё и передозировка колёсами, желание полёта, или смотреть на мчащийся на встречу состав. Бесспорно, истекание жидкостей из вен на землю сырую ещё более привлекательно и завораживающее прекрасно. Но вот полноту ощущений даёт только петля. Только с нею чувствуешь единство тела и мысли. В эти моменты и ощущаешь всем телом и осознаёшь всеми мыслями, на какие способен, неотвратимость полнейшего дерьма над миром. А вообще, каждый умирает в душе по-своему.
Ну вот, не получилось мне сдохнуть, ничего, может попозже.
А между тем панк решил отдохнуть и сел прямо на своё любимое место, которое выбрал только что. Сердце валялось перед ним, и всё также продолжало биться, оземь. Наш поганый герой взял его в руки и, озирая внимательным образом со всех сторон, сплюнул в сторону: «А ведь это же сердце! Гнилое, живое сердце. Вот он, мой прикол». С этими словами он вынул из кармана капроновую удавку, нацепил на неё сердце и повесил на грудь. О, жаждущие страдать – не плачьте, ибо вам всё равно похую.
А между тем, чёрное солнце поднялось к зениту, но все привыкли. По этой сраной погоде сердце стало лезть в мозги панку со своею бедою – причитало о прошлой жизни и над реальностью сего дня, рассказывало о том, как же оно потужно билось. Но панку и так ясна вся эта гниль. А посему он снял с себя паганую зануду, положил на любую твердь, спокойно раздавил, втёр в почву и харкнул на прощание – пусть тешится! Сердце накрылось пиздецом. Теперь уж навечно. Ну и ладненько…
Вот оно что.
Я поясню: какую жизнь не бери – вся она пропитана своим естественным дерьмом и это нормально, но человек производит дерьмо искусственное.
А блуждающий панк дале брёл по своим мыслям. Ох, и скудные же у него были мысли. Зато – глобальные!
Пейзаж радующейся природы, описанный ранее, сменялся на пустынь и даже очень быстро это произошло. И ветер с песком хлестали рожу панка. Он был свободен для ветра и по этому - похуй. Солнце испекало его кожу тенью своею. Он был свободен для солнца и по этому - похуй. Жара иссушила его тело и внутрь. Он был свободен для жары и по этому тоже - похуй. Единственное что грозно возвышалось над ним дак это ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. И это уже убьёт, и этому всё - похуй. И по этому настрой был, как и всегда ранним утром – а даже в жопе лучше.
Блуждающий панк брёл по пустыне. И была у него одна дорога – Пустынь, и была у него одна цель на дороге – Пустынь, и путь к этой цели был один – Пустынь. И вело его вперёд одно лишь чувство – Пустынь. И по этому шёл панк по дороге в пути к цели, которой не было, но была Она везде – Пустынь. И куда ни посмотришь – только так, а избежать этого всё равно, что срать как все.
Прошло больше чем вечность и на пути у панка возник табуретка. И обратился табуретка к панку:
- Садись на меня, отдохни и возвращайся.
А поганец ответил доблестному табуретке:
- Сяду я на тебя и почувствую твердь, но такую пустую, как откуда я пришёл.
И, взглянув на песок, на чёрное солнце, на даль, панк пошёл опять.
Нет ничего хуже, чем воспоминания. И панк выжигал на солнце мысль и память вчера, которые преобразовывались в презрение и ненависть ко всему, что было, ко всему, что есть и ко всему, что будет. Но даже когда выжег он прошлое, настоящее и будущее оставались прошлым. И не будет покоя панку морального, пока он не сдохнет. А выжившим панкам – ПИЗДЕЦ.
И панк шёл по пустынь. И был гол – не нужна в пустынь одежда. И не было у него сущности – не нужна в пустынь сущность. Пустынь – это и есть сущность. Пустынь – цель при её отсутствии и панк шёл по пустынь.
В это время люди создавали и разрушали свои воплощения мыслей. Их цели резко отличались. А подсознательно при этом воспевали агонию жизни перед смертью, но каждый в силу своей недоразвитости.
Уход от реальности задел головы познавших свой пиздец среди среды друзей, близких, родных и всего конгломерата судеб, связанных с развитием и мировосприятием этих подорванных индивидуумов, которые заебались нежить, как все. Но в нереальности была пустынь, вроде той, в которой шествовал сейчас панк. Всё сводится к скорому истощению доблести за жизнь, облому и вечной боязни о смерти. Похуизм проходит быстро – некуда девать своё тело. А мысли все ушли в пустынь.
Но кто скажет, что надо человечеству. Никто. И мёртвые мысли, познавшие долгое одиночество среди равных себе, соединились и остыли от противоречий и эгоизма к себе и другим. Вот оно – идеальное общество.
Реальности весёлые деньки.
Панк далее и далее и реальность внезапно вторгнулась в его мысли. Не важно какая, но панк очнулся, и было ему тошно абсолютно на всё.
И было насрать абсолютно на всё. И было ему похуй абсолютно на всё, но было хуёво, а потому и ненавидел он абсолютно всё.
За окошком моросил скучный дождик и между унылыми каплями пролетали тающие на асфальте снежинки. По тротуарам стекала вода, несущая грязь отовсюду, к забитым водостокам и в лужи. На помойках сырел мусор и коты попрятались в сухих и пыльных подвалах серых обветшавших бытом домов.
У меня очередное и я прерываюсь.
Самый сильный и тяжёлый кризис – это внутренний кризис, обусловленный тем, что поступки, совершённые ранее, уже не имеют в своём идейном значении никакого смысла. Более, новым мировоззрениям они отвратительны и проникнуты дерьмом ошибочного представления окружающего мира. Но это ещё не всё. Во время кризиса познаёшь всю гадость и мерзость своего сокровенного, до которого никто не добрался, но сам добираешься и пытаешься убить, заглушить, искоренить навсегда. Ломается всё. Ибо ты становишься другим человеком.
Спокойствие только в пустоте, абсолютной пустоте, где давно нет мысли. Абсолютное спокойствие – пустота. Всё относительно, но относительность имеет свои закономерности, а по этому постоянна сама перед собою. Хаос тоже упорядочен. Нечто выше и ниже всего, что является человечеством во всех его проявлениях. Но и эти проявления относятся к нечто.
Но, не смотря на это, пиздец не излечим и дерьмо по-прежнему любит тебя. А если есть очень хочется, то всё это вообще не существенно.
Пиздаватизм освещает дорогу к смыслу и пониманию. Всё является бредом и издевательством над тем, что есть мысль…
… По этому всё кончено и является вечной агонией, покуда существует такое человечество…
Пошли вы все нахуй.
Рука тянулась к солнцу. Отрубили руку.
Она тянулась к солнцу. Отрубленная.
II
« ЇЖАЧОК
та Епоха Нескінченності Дощу »(Ежик и эпоха нескончаемости дождя)
Состояние I.
ЁЖИК прогуливался вдоль набережной открытой канализационной системы. Его отнюдь не заботило непрерывающееся недельное изливание небесной блевотины и хлюпанье одуревших от влаги прохожих, ступающих мимо луж, но почему-то именно туда и наступающих. Его даже не заботило то, что была дождливая глухая конченая ночь без луны, и чмоканья, засасывающих друг друга влюбленных;
Даже без дождевых червей потому, что они уже давно, которые повылазили, перетопились в эту беспросветную неделю и теперь тихо мирно размокали-разлагались и диффузировали с Н2О, мусорной грязью в уже привычных асфальтовых лужах. Привычных настолько, что городская администрация от отупения вечной серостью за окном начала уже было подумывать, а не напечатать ли карты квадратично кубических параллелепипедных угловатых городских ландшафтов с наиболее большими из луж, ручьев, топей и гиблых общественных зданий и мест, и не дать ли им какие-либо названия, отвечающие нынешнему политическому болоту в рідній та незалежній, але довічно хворобливій (в родной , независимой, однако навсегда болезненной).
А еще его не заботило половое влечение, ибо в данный момент он думал о глобальном, что убивало любой эротизм и любую похоть. Понятно, что если бы он думал глобально об эротизме, любви или просто о sexe , то любой эротизм или любая похоть просто таки бы пёрли и излучались во вселенную, возбуждая всё, вплоть до элементарных частиц и различных видов полей.
Так что если кого сейчас заботит половое влечение, советую найти себе то, что (или того, кого) влечет и прекратить чтение, ибо суть мышления – бытие.
Состояние II.
Вода стекает с хаера моего на лицо моё, озарённое ветром и могучим сиянием луны, зависшей в радости ночи и принимающей радушно гостей под своё сияние; зависшей над облаками, нависшими надо мною, пропускающими своим братьям по вечности свет лунный, в котором и купаюсь я под струями дождика и торжественной тихой, но мощной радости быть, быть просто, но сильно и по-братски, по- товарищески и в большом уважении к продуктам сущего, к чему и я отношусь и верю в неотвратимость единения всего во всём, и верю, что помощи ждать неоткуда, поскольку творец сам познает, творя, а это не каждому, но верю в ненапрасное движение жизни и движение, как изменение времени, определяющего собою явление бытия, в котором и луна и свет, исходящий от оной и тучки и дождинки и мои мокрые цырлы и моя вымокшая жизнь и острая боль за весь род и любовь к братьям моим и сёстрам и любимым, а луна вечно светит надо мною, а я вечно под луною иду и не известно кто из нас кому, если мы уже навсегда, навсегда мы одно целое, а солнце с нами со всеми, но оно больше чем; и за туманом и моросью и влажным сочувствием непреодолимая тяга к мыслить и мыслю я, а, следовательно, к чему мыслю, к тому и приложен, и расстояния не помеха, но реальность остаётся, а я исчезаю, но не из бытия, а из истории, в которой мы, когда появились, тогда и остались, когда стёрлись следы, тогда и исчезли, но остались в наследии времени и тянемся от самого начала до самого конца в одном бесконечном миге совершаемого действия сущего, которое нам пока не постичь и лужа не преграда тем, кому она или родина или всего лишь объект местности, которая родина или местность необъятного многообразия форм в родине моего существования вообще, а если состояние моей души – ветер, дождь, лунное сияние и братство, то в данный момент я этим живу и этим мыслю, и влажность в моём хаере и в лице моём – мой путь, в котором я не знаю, что меня ждёт, но который мне известен, поскольку он мой.
Состояние III. (АПОГЕЙ)
ЁЖИК прогуливался навстречу капающему по телу откровению небес о том, что временно всё, даже суть всего – НИЧТО, но не это заботило его. Кеды, стёртые асфальтом, ночными кострами и редкими вечерними встречами, вбирающие с каждым шагом влагу и с каждым мгновением отдающие лужам тепло ног, помогали идти ему в даль. Ветер в лицо – это даже приятно и лучше, чем в спину. Там, возможно, нет ничего иного, но здесь точно ничего нет, а там хоть и всё может быть таким же, но всё же иным.
Путь вдоль набережной сточных мыслей. Но это не его судьба, это судьба тех, кто остальные. Они заработали свою судьбу своим тяжким отсутствием к борьбе за творение и созидание, тяжким отсутствием своих личностей от дыхания силы духа, тяжким отсутствием от той реальности, которую они могут создавать сами. Они отреклись от самих себя. Они продались вере о счастье за бесценок своих жизней.
И мысли их стекают в канализацию бесконечного забвения индивидуальности.
Созерцая мутные потоки человеческих мозговых экскрементов, сметённых с асфальта стихией, заражённых и однотипных, массовых, народных, ёжик думал о великой силе разума, призванной парить во вселенной и так откровенно, постыдно, нелепо и брезгливо-мелко опущенной, выплеванной на тротуары, загадившей всю суть жизни, и теперь мощными потоками уносящейся в неизбежность исторического гниения и пошлого забвения в огромном отстойнике человеческой души в том месте, где совесть, а теперь пустой её звук в словарном запасе эмоций. И это тоже путь. ЁЖИК прогуливался вдоль набережной течения бытия.
Мысль длилась всего чуть более терпения и печали. За миг за этот внутренняя энергия потрясла естество, сливаясь с необъятным, требуя глубин и высот. Горячие жгуты ходили в теле, плясали в сознании. Тепло на душе, любовь вселенская суть бытия цельность.
Состояние IV. (НОВОЕ)
Облака уплывали в даль. Горизонт открывал новые горизонты, постепенно освещаемые утренним ликованием света. Туман клубился, тепло исходило из рук нуждающимся синицам и воробышкам, поющим рассветные матерные песенки поднимающемуся солнышку. ТАМ, в дали, ещё виднелся серый уютный дождик и луна прощально подмигивала и обещала вернуться в самый нужный час вовремя. Теперь ЁЖИКУ идти рядом с солнышком. Это всё тот же путь нового откровения. Теперь его надо пережить и осмыслить.
…
ЁЖИК прогуливался вдоль набережной протекания процесса сущего.
ЁЖИК есть.
…
ПУСТЫНЬ разверзлась в сознании, познавшем суть. Ибо прошлое умерло, а новое ещё не творит. ПУСТЫНЬ…но дождик все также мочил мостовую, смывая следы и мысли и всякое напоминание о смерти…
ночь 7-9.06
2002р.
В некоторой обработке 24.06.2003р.
Жизнью не надышишься
Смертью не налюбуешься
III.
«О попаленом ангеле»
В этом мире нет дорог, в этом мире одна дорога. Проторенный жизнью путь. Раз все понятно, то и идти теперь как бы прямо и не отвлекаясь, хм... Если правильно идешь – будет смертельно легко и ясно. Если идти с нежеланием, то колдобины, рытвины и лужи болотные, ну а потом тоже – смертельно легко и ярко. Природа любит равновесие – дойдут все. Не вернется ни кто. Зато огоньки вспыхивают и гаснут, вспыхивают и гаснут – любуются Всевышние празднику жизни…
На фоне незабудок и каменных столбов,
в великолепии далекого солнышка,
в ногах суетились опавшие листья,
на плече играла в черное и белое непонятная глазу татуировка,
а обладатель красоты мира в душе своей стоял у обочины и спокойно ждал.
Проходили и здоровались, проходили и ненавидели, улыбались и не понимали, обожали и стреляли, любили и морщились, кто говорил, кто кричал, а кто молчал или пел песню,
ту, что в небо.
Дети играли с ним в прятки, взрослые все решали – возвысить или повесить, старухи плевались, девушки и юноши все это время проводили в сеновалах, во ржи, в терновых кустах и карябали на стенах о любви и слова матерные. Кто-то вены резанные показывал, кто деньги совал, кто фотографировал, кто предлагал уколоться и порносюжеты из быта, подаяния тоже несли, несли и детей, хлопали одобрительно по плечам и наливали стакан, хлопали по плечам одобрительно и произносили торжественные речи, пытались дать в морду, но морды не было, было - Лицо. В сторонке тоже стояли – одни семечки грызли, другие акты составляли и досье вели. Иногда кружились вороны, иногда голуби и летучие мыши, совсем редко ежик приходил по ночам - пыхтел, пыхтел и, улыбаясь, носик морщил от дорожной пыли. Однажды провели эксперимент и предали забвению, но он остался стоять, и ждать терпеливо остался.
«Существуешь – живи, живешь – умирай». Эта надпись появилась позже…
Однажды он стал популярным. На некоторое время. Ведь всякий человек становится популярным, на некоторое время. Об одних пишут – толпа, о других в красивых журналах, третьих вспоминают как неизвестных…нет, скорее безвестных. Но все мы не минуем популярности. Вот и он стал популярным, и мусора у ног его прибавилось и судеб человеческих у ног его прибавилось. Мусор не убирался, но черви старались усердием редчайшим, судьбы расходились по домам… Со временем стало опять чисто…
Зачем задаваться вопросом о том, что мы видим перед собою. Ценность вечности познается нашими ценными короткими жизнями. Они и есть вечность нашего цельного Я. Вывод простой – или жрать очень хочется… или – но ведь в каждом из нас есть и другое тепло. Вот и новый вывод - или существовать ради жизни… или – но ведь не телесная сущность есть Человек. Хм… опять выводы… Не забывайте после выводов поубирать за собою – всякие мысли неприбранные – мусор нашего несовершенства… Хотя еще тот вопрос – может наше несовершенство и есть совершенство.
Запредельностью является только желание. Отсутствие сокровенной мечты не есть показатель нежелания быть. Может и не созрела еще мечта, может и не дорос еще до нее.
Всякое правило несет исключение, всякое исключение нагромождается в новое осмысление. Дверь нельзя открыть перед собою, не очистив порог, и ведь не все двери ломаются…
Что стоит жить собою….
…………………..
Не уподобься ближнему своему, но впитай его жизнь в свою
Не жалей, но помочь старайся, ведь все мы живем только раз
Не сори мыслью, убирай за своей деятельностью
Будь горд за свою суть, но помни о несовершенстве
Будь горд в том, что Человек, но не возгордись собой ибо несовершенен
Будь добр, но рационален, глупая доброта обрекает на смерть
Будь спокоен жизнью – волнение – это лишняя смерть во небытие
Не обременяй мысли пищей, но питай организм свой правильно
Расти природу жизни вокруг своей жизни, жизнь – это и мы
Забирая в себя тепло, не забывай дарить себя, зачем иначе тогда жить
………………….
Но ведь живя правилом, обличаешь оное в жизнь, жизнь есть дыхание души. Вот и нет правил, остается открыть двери…
Не бойтесь отринуть свое прошлое – оное есть ступень для будущего, прошлым не живут, но помнят. Если нет будущего… а может это нет выхода для придуманной системы своего видения в будущем… есть ли смысл жить дальше или есть смысл тянуть лямку прошлого… хотя и эта лямка может быть прекраснее всякого будущего. Всякому - свое.
………….............
Одиночество тела не есть одиночество души. В душе моей все кого люблю, все кто мне дорог. Единство бытия.
Вот и стоял. А над ним все кружились
то листья то веточки а то и пылинки
чуть дождик примочит то ливнем ударит
мороз приласкает – сугробом укроет.
Вплеталися в суть и цветы и деревья
и судьбы людские сжигали его. Наверно никак не понятен рассвет, но очень серьезен для всякой мыслишки. И радует солнце и радуют звезды, луна освещает ночную Любовь. Вот только не надо не думать о смерти, но кто ее помнит – тому нет преграды. Останься – всмотрись в его лица и вечность, на улице снова мороз, ну и пусть.
Однажды ушли все своею дорогой – стал пуст и покинут проторенный путь. И ангел дождался.
Пустыня наполнилась миром.
Кто помнит его, тот уже не в забвеньи…
23 сентября 2005 г., 5:49:47
23 ноября 2005 г., 8:11:12
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Отредактировано Drakonozavr (2006-02-28 11:06:49)