RADужная оболочка
Одинокий выдох ночного киберпанка
Рельсам поцелуй посылает трамвай
Опрокинутая ветром жестяная банка
Луна бежит по небу – если хочешь, догоняй.
Изменчивый бит времяпровождения
Отхватывает мысль за сегментом сегмент
Фонарь не знает смысла, расставляет ударения
Асфальта, по которому шагает мент.
Свалка в ночи – дело попривычней
Кто-то отобьет об лицо чужой кулак.
Философ единичный занят драмой личной
Ему все время кажется - «Что-то идет не так».
Крики, ругань, споры, бессмысленные возгласы,
Рифмы полосатые, как грязь на штанах.
Черноволосые искатели скорости
В педали газа видят больше, чем в тормозах.
Солнце не вылазит – оно у нас во сне,
Как мрачная труба ближайшего завода.
Что-то отрицает частица «не»
В школьной тетради морального урода.
Отточенный штрих к картине ненаписанной
Где видно наши лица без односложной фальши
Узор расписан золотом на гобелене риска
Улыбка то ли Моны Лизы, то ли тети Маши.
От гор священных до разрушения храма
От мастерства до шрифта тупой газеты.
От ненужного быка с мускулатрой вандамма
До тихой музыки слезы с чужой кассеты…
Снится…
Снится…
<i>Снится , что на Земле через 240 лет стало чище, от катаклизмов погибло много людей.
Но ветка сакуры гнется и распрямляется вновь. Странно жили люди после катастроф – как в тумане, анабиозе. Может, сказалась оторванность от исскуства прошлого (литературные, художественные памятники исчезли в большинстве своем) и одновременно доступность технологий. Удивительно, но механизмы, компьютеры…
Все это осталось , не было погребено совсем.
Я работаю на подземной базе, труд физический. Что-то вроде шахтера, хотя спецовки довольно чистые, паек получаю исправно вместе с моими сорабочими.
Как-то мне дают выходной, я гуляю по просторным коридорам базы.Идя по странным широким залам я неожиданно попадаю в совсем большой – там расположен батут.
Вижу девушку, которая прыгает на батуте, сложно переворачиваясь в воздухе.
Ее мышцы – аэродинамика, ее лицо – неоткрыто, ее волосы- черные и не требуют сравнения с вороновым крылом.
Засмотрелся...
Она медленно и грациозно приземляется (двойное сальто).
Сходит с батута и направляется ко мне.
Лицо у нее – лицо человека кто управляет другими. Красивое но одновременно настораживающее. Недоговаривающее.
У нас завязывается разговор, мне становится известно что она – дочь большого человека и здесь просто по необходимости. А чтобы время не терять – занимается воздушной акробатикой.
Я робко прошу ее в следующий раз пробежать во время утреннего моциона до моего рабочего бокса – где работаю я с товарищами.
Она соглашается.
Прошла неделя – я бурю землю буром средней длины. Рядом – мокрые от пота грязные рабочие. И тут...
Красиво как крик “Земля” с палубы бригантины , подтянуто и гладко бежит она.
Наконец приблизилась, отозвала в сторону.
“Ты должен сделать то, что больше всего боишься. Из базы есть выход... Ты же не знаешь, тебя здесь вырастили специально. Пройди испытание – и ты узнаешь что такое Свобода – заберись на гору что перед выходом с базы – там на горе ворота. Пройди через них...”
Далее все как в тумане. Я карабкаюсь и вижу эти ворота. Гора отвесная – метров 1600 с лишним. Боже, как я боюсь высоты...
Тут ощущение возникло что кто-то смотрит.
В спину.
Кое-как повернув голову (держаться, держаться...) я вижу ее силуэт у подножии соседней горы. Она смотрит на меня.
Я тяну руку к огромным трехметровым воротам – и срываюсь вниз...
Даже не кричал – просто сорвался.</i>
Вот это сон – впрочем как и все остальные сны, о каких думаешь после пробуждения. Часть тебя временно остается ТАМ – в мире того сюжета. Быт мягко выталкивает данное несоответствие – чтоб налить чаю в кухне надо хотя-бы поверить в то, что кухня реальна.
А работа у меня уже не веселая, но я веселый все равно. Сегодня у меня опять вызов – что поделаешь. Надо наскоро одеться, пока время не потерял...
Я уже на месте – и заплаканные лица, помятые ссорами и болью меня уже не удивляют.
Она в ванной – заперлась ясное дело. Имя я уже знаю – Юлия.
Бабка ее на заднем плане что-то причитает, видимо ужаснулась совсем – у меня серьга в ухе, довольно густые волосы, детско-наивное лицо и запах перегара (вчера было нечто).
Я как “знающий дело профессионал” тыкаю скупыми вопросами мать Юлии – и как всегда стандартный набор. “Мы не знаем, мы не видели, учится хорошо, все у нее есть, ни в чем не нуждается”.
Ага.
Примерившись на глаз чуть левей замка на двери я рабоче-крестьянским ударом ноги вышибаю дверь ванной. Удивительно, но получилось с первого раза.
Представшую картину угадать трудно если вы не знаете что у меня за работа.
В ванной плачет Юлия (сидит в одежде там, ванна заполнена больше половины).
В руке – традиционное уже “оружие против себя” - бритва “жиллет” для опасного бритья.
Я издаю пронзительный визг (что-то среднее между воем орангутанга во время брачного периода и кличем калмыцкой конницы) и , пользуясь ее замешательством, вывихиваю руку и изымаю опасный предмет.
Мдя – по крайней мере суицид именно показательный – если бы тут был хладный труп меня звать бы не стали.
Она обиженно и как-то безразлично смотри на меня, но удивление проглядывается.
*
“Она немая” верещит бабка.
*
Слышишь меня?
Наша Анна Каренина кивает головой.
*
Тогда слушай – я расскажу тебе свой сон... А ты любишь стихи?
Кивает опять, забыв что сидит в мокрой ванной. Видимо Купер личность известная – моя рожа один раз попадала в газету и несколько раз какие-то пьяные молодые люди попадали в нее (к слову это сделать довольно сложно).
Тут я начал свой монолог. Он необходим и сочиняется мною каждый раз новый – люблю экспромт :
“Ты что от несчастной любви страдаешь? Давай старадать вместе, только у тебя ванна маленькая, у меня в моей хрущевке такая же. Знаешь, когда я влюбился в одиннадцатом классе в одну дуру, а потом она забеременела от моего лучшего друга, я написал стихотворение . Сначала я хотел отвлечься и начал писать какую-то фентези типа:
Они молились дали горизонта,
Нет лишнего – колчан и пара стрел...
Но затем я все же ввергся в уныние и сочинил вот такое :
Может ты сейчас стоишь на балконе,
Любуешься ландшафтами другой планеты
Меня бы догнали, но не догонят...
Разобью кассу если в нем нет билета
К тебе...
Потом я усложнил и увеличил идею – получилось вот что :
В жизни твоей я не найду места
Однако стучу в те ворота надежды.
Они не отвергнут так чуждо и резко,
Как Ты, что ушла не прощаясь, как прежде...
Стою у ворот и стучу робко-робко
Как будто спугнуть можно горечь разлуки.
Ты помни – весь мир нитью тонкою соткан
Я знаю кто ее сплел – Твои руки...
После этого мне стало уж совсем худо и я сочинил результирующий стих :
Заводская труба! Раствори в тиши утра
Вместе с дымом едучим мою жажду путей...
Перестань украшать мою вязь перламутром,
Моя страсть не видна в океане страстей.
Если буду у речки тихо думать о прошлом,
Если время чуть-чуть приподнимет фату,
Буду знать – я сейчас подобрал Бога крошки,
В мире смертных они превратятся в мечту.
А ты тут скоблишь своей бритвой – луче бы стихи сочиняла – это больнее и слаще. На этом наш вечер самодеятельного стиха считаю оконченным, и из ванны вылезь – замерзнешь”.
Да – монолог был долгим. Привычно приняв благодарности матери несостоявшейся самоубицы я вышел во двор, посмотрел на синее небо и почему-то заплакал. Наверное от того что получил эсэмэс от директора фирмы - “У нее было два аборта от собственного отца – насиловал ее с 13 лет, будь осторожней”.
Не знать до разговора с суицидником что же с ним случилось – мой главный закон.
Иначе монологи получаться не будут.
Сон второй или мысли про себя
<i>Короли, капуста… Я не расскажу о них. А расскажу лучше о здании Администрации Орджоникидзевского района. Днем - обычное холеное вместилище тел чиновников. Рядом – всегда несколько машин и кряжистых дядек с мобилами.
А ночью – готичный флаг РФ над зданием кажется лже-маяком на фоне черного , загадывающего загадку неба. Как флюгер на средневековой церквушке, где по слухам ведьмы и колдуны устраивают шабаши.
Холодный лед чиркается как спичка о подошвы утренних прохожих, ведь еще сумерки, любое присутствие человека в этой зоне вяло-зимнего урбанизма кажется чем-то гуманоидным, будто ты попал на планету «бедный рабочий микрорайон».
Ларьки предлагают широкий выбор журнальных сплетен вперемежку с трехрублевыми презервативами. Фонарики круглосуточных магазинов приманивают такие явления как
«Визит алкоголика» и «Работяга получил три тысячи». Правда, явление «Домохозяйка в поношенном пальто и бесцельно прожитой жизнью» тоже встречается, вы посмотрите на вывеску «24 часа». А я буду шептать вам на ухо, смешивая звук с морозом (мороз выплывает из-за боков многоэтажек, из огромной ледопокрышки асфальта, из глади отвердевших парапетов на остановке) что это и есть лицо города без паранджи летней красоты природы, любующейся в зеркало пыльных трасс, парков с целующимися парочками и солнца сквозь ресницы.
Снится...Снится...
Снится что я на космическом корабле – причем один. Атмосфера в духе фильма “Чужой”, только самой этой твари не видать. Я вижу у себя в руке ампулу с маленьким волоском внутри – что то вроде маленькой лампочки. Случайно я ее роняю и тут чувствую что произошло нечто непоправимое.
В капитанской рубке зажегся монитор – и человек пожилой (похожий на Энтони Хопкинса почему-то) начинает говорить мне что в ампуле был смертельный вирус и что жить мне осталось ровно сутки. Но я могу излечиться – человек называет мне местонахождение противоядия – Таиланд.
Почему же именно Таиланд?
Далее сон вихрем переносит меня в Таиланд – я иду и не знаю где я (ни улицы не знаю ни даже города).
Вокруг пагоды по-таиландски, жилистые аборигены и пальмы.
И тут...
Я вижу совершенно странное но очень красивое зрелище – в центре улицы под открытым небом стоят... Корабли, вылепленные из глины. На подставках – примерно в половину человеческого роста. Стоят в порядке полей на шахматной доске.
Я вижу в центре этого ландшафта вылепленную бригантину – и подхожу ближе.
На парусе ее написано - “Ты спасен”. Я улыбаюсь и мне легче, легче...
</i>
Однажды сидя на уроке информатики и слушая совдеповские определения типа ЦПУ (Цифровое Печатающее Устройство – принтер по нашему) я услыхал аббревиатуру ПЭВМ.
Персональная ЭВМ.
Тут же я написал на парте свою интерпретацию расшифровки - “Пароль – Это Великое Молчание”...
Я рассажу секрет – я мало видел в жизни
А алых парусов не видел и во сне.
На мачтах таких нет...не надо укоризны :
Я их украсть готов, но не у кого мне.
А еще помню я написал :
Шаг, шаг, еще и еще по прямой но не вниз
И слева и справа стоят исполины
Встречавшие у ворот ада.
Вдох,вдох вдохни но не мне поклонись
Тебе все равно что звучит
В моем сердце баллада.
Я теперь изменился – в свободное от работы время я пишу короткие стихотворения вроде
Меланхоличная заметка?
А может быть ее мечта?
А может жизнь ее лишь клетка?
Тетрадь без чистого листа?
Или подражаю классикам :
Куда еще пойти и чем душу унять?
Оставить где клочок бумаги в пепле?
Лесному воздуху позволить нас обнять,
И просто раствориться в ночном ветре?
Не видно средств и прячется причина,
А я как был – в плену у своих грез.
Но иногда бывает даже льдина
Не знает , что уйдет с Весной мороз...
Чужая воля строит прочно сети,
Но рукописи не горят в огне.
Нам нужно один раз только заметить,
Что не всегда клад прячется на дне.
Манящий свет все так же многозначен,
Но никакой дороги не видать.
Порою я бываю озадачен,
Что создал я и что еще создать?
В момент написания таких стихов я преображаюсь в Тютчева, корчащегося от аристократической подагры и лелеящего золотоволосого внучонка в беленькой распашонке.
А с работы мне пора увольняться – срок работы недолог у представителей моей профессии. Кто-то не выносит ежедневного теста “Ты должен хотеть жить больше чем тот, кого спасаешь”. Я лично давно уже для себя понял – я хочу жить даже меньше чем тот, кого спасаю. А значит спасатель из меня как из говна пуля.
Все – подаю заявление об уходе и ложусь спать.
<i>Родителей нет дома – открывает мне дверь и провожает в роскошный двухэтажный особняк девушка лет семнадцати.
Вы тот самый мастер? Проходите – у нас сломалась плазменная панэль и коннектор
к третьему спутниковому каналу.
Я легко улаживаю проблемы – хоть на дворе 2067 год но мастера не перевелись а умножились – технику чинить сложней но и подготовка отличная.
*
А вы не посмотрите ту игрушку, с какой я играла пять лет назад? Мне она дорога как память... Она сломана и разобрана – не хотите посмотреть?
Я согласился и прошел в комнату девушки.Она говорит мне что некоторые части игрушки лежат под кроватью. Я гляжу туда и вижу оторванную человеческую ногу -
она в крови и оттуда выклядывают куски микросхем и маленькие проводки.
Я начинаю кричать на девушку - “Я не могу чинить ЭТО – ты что с ума сошла! Я никогда не видел чтобы киборгов держали дома и разбирали! Это противозаконно!”
Она улыбается как-то страшно и открывает платяной шкаф – а там сижу... Я СИЖУ без ноги, вместо руки – пучок кабеля и отрывки сухожилий, половина черепной коробки сломана, видно процессор с ржавыми “щупами” для разьема. Я начинаю кричать и закрываю лицо руками а девушка гортанно смеется.</i>
Черт! Надо же такому присниться. Все – переезжать нужно и жизнь менять.
С завтрашнего дня я бросаю пить и курить, а также еду в детдом – в профессии учителя.
Надоело жить для других – надо ПОЛНОСТЬЮ переключиться на тех кто этого достоин.
Ну насчет детдома я погорячился конечно.
Месяц спустя
<i>Мне снится что у меня не пять пальцев на левой руке, а четыре. Я этого очень стесняюсь, иду по улице и думаю “лишь бы никто не заметил”. Прохожу в метро и сливаюсь с потоком тел, спешащих в металлическую кишку – поезд.
Держу руку как всегда в кармане.
Тут ко мне подходит девушка – личико доброе, по внешности татарка, глаза черные-пречерные но смотрят добро. Это первый раз я вижу чтоб у человека черные глаза имели такое выражение.
Она грустно но светло улыбается и достает мягким движением мою беспалую ладонь из кармана и сжимает ее своей теплой рукой. Мой поезд, какого я ждал в метро, медленно уезжает, оставляя нас с ней смотреть друг на друга и влюбляться с каждым изменением цифры на часах в метрополитене.
Следующая картина сна – я иду в детском доме по коридору и вижу мальчика лет десяти на костылях – одной ноги у него нет до колена.
Я подхожу к нему и говорю “Именем Иисуса Христа – брось костыли и ходи так”.
Мальчик смотрит на меня.
На моих глазах у него начинает рости нога и секунд за десять отрастает до нормального размера. Он бережно кладет костыли на пол и иде дальше – уже сам.
Я проводил его взглядом и проснулся.</i>
О – это удалось оказывается – я проснулся уже летом и всю зиму спал. В специальной барокамере. Теперь лето, меня все забыли и никто не знает что я снова в деле.
Вижу в окно вместо последнего ландшафта (чахлый тополь в снегу) красивое дерево с сочными зелеными листьями.
Чтож, я пройдусь по жарким улицам, посмотрю на других и может покажу себя.
Кстати, я не против пойти в какой-нибудь парк, ведь там так хорошо говорить о любви и своем прошлом...
И обсуждать БУДУЩЕЕ.
Юрий Изотов, двадцать первое января 2006 года.
[i]
