Александр Чернецкий: «О Башлачёве и русском роке»
Поэт, музыкант. Лидер группы "Разные люди".
16 мая 2005
Санкт-Петербург
ЛН: Вы с Башлачёвым не были знакомы?
АЧ: К сожалению не были. Первый раз, я услышал эту фамилию.... У нас компашка из харьковского рок-клуба периодически ездила в Питер, на ленинградский фестиваль распределяли контрамарки по клубам других городов.
Осенью 86-го года я первый раз попал на кайфовый концерт в Питере. Это было что-то вроде "открытия сезона рок-клуба ". Там играли "Телевизор", кто-то ещё, "Аквариум" классным составом. Менты в читальном зале Титова не пускали, но это – не важно.
Мы познакомились с ребятами из Горького. Харьковский и горьковский рок-клубы были неприкаянные, ночевать негде. Мы ездили по линиям метро из одного конца в другой, чтобы не тусоваться. Я был в такой дерматиновой куртке с цепями....
Вдруг Вадик Демидов из горьковской группы "Хроноп" спрашивает: "Знаешь Башлачёва?" Я говорю: "Нет". Он говорит: "Ну, такой чувак из Череповца.... Песни пишет.... Колокольчики у него.... Песни в духе Высоцкого", – или может он и не говорил так?... Не суть. "Жил у друзей. Скитался по стране. Сам – журналист, а потом начал писать песни. Он живёт уже в Питере. Человек такой – слушаешь его стихи, песни и, пообщавшись с ним, понимаешь, что человек - гений". Дело в том, что они с Вадиком неделю в одном и том же месте жили.
Я тогда не мог представить, как можно понять, "гений" человек или нет просто глядя на него, слушая его. Что это, вообще, за слово такое, "гений"?! Эту фразу Вадика я тогда запомнил. Мы долго с ним говорили, но записей у него не оказалось.
" Что же за песни такие у этого человека?" – думаю. Я сам уже начинал тогда писать, всё это было интересно.
Вернувшись в Харьков я там, естественно, тоже не нашёл записей. Туда его записи тогда не доходили, а в 87-м – уже были.
Следующий раз Башлачёв возник для меня, когда в мая 87-го мы снова приехали в Питер харьковским рок-клубом, человек десять.
В ленинградском дворце молодёжи был V фестиваль, и на одном из концертов объявили: "Александр Башлачёв". Вышел человек, в оранжевой футболке, с гитарой, что было совершенно неожиданно для этого фестиваля потому, что это было время, когда только разрешили петь то, что раньше и представить было нельзя. Героями того года были "Телевизор" и "ДДТ", – рок,... не антисоветский, ... но против этого строя, политрок, можно сказать. Песни, которые ещё стрёмно было петь в провинции, но уже можно было в Москве и Ленинграде.
Люди жаждали крови и отмщения за их советскую жизнь. Настрадались. А тут вышел человек, который не пел таких песен.
Меня поразило, что принимали хорошо всех, даже Цоя, который играл программу "Симметрия" – у него было две ударных установки, два басиста, два гитариста, странно, что не два вокалиста – Цой один был. Его в Питере не очень сильно любили. Я имею в виду, не девочки-подростки, а рокеры его не любили. Музыка – никакая, тексты – подростковые, не политрок. В общем, не хеви метал.
Кроме Питера никто "волну" в советском союзе не играл и не любил, по большому счёту.
Меня выступление группы "Кино" тоже не впечатлило, хотя сыграли они мощно, новую программу показали, но зал посвистывал. А зал переполненный был, люди на головах висят.
Это был толи дневной концерт последнего дня, толи вечерний предпоследнего, когда выступал Башлачёв.
Сразу понять его невозможно, такой поток непредсказуемого драйва. Неожиданность его выступления была в том, что он оказался совершенно не в том месте и не в то время, как мне показалось.
Я не застал Высоцкого, не знаю, как это выглядело, но ни в какое сравнение ни с кем из тогда живущих это не шло. Это было нечто совершенно из ряда вон выходящее: петь не музыкально, а просто кричать, когда горлом кровь идёт, орать, разрывать, рвать стоном....
Здесь было то же. Человек, поющий под гитару. Я был в состоянии некого шока. Я не понимал, почему мне не слышно слова. На самом деле, слова было слышно нормально, просто концентрация и подача стихов настолько мощные, что неподготовленного слушателя, каким я тогда был, это выбивало из колеи.
Я сидел в полном ступоре, записей-то раньше не слышал, только мнение горьковчан. Мне было очень интересно.
Он спел три вещи, а в зале начали свистеть уже после первой, чего не было ни на одной команде.
Моё место было справа, а из левой части зала я услышал голос Вадика Демидова: "Саня, спой "Абсолютного вахтёра"". Он хотел помочь ему чем-то.
Башлачёв пел "Время колокольчиков", "От винта", и я не уверен, что он спел "Абсолютного вахтёра". Вадик его подбадривал, эта была подходящая песня.
Странно, он жил в Питере уже несколько лет, почему в зале его никто не знал?!
ЛН: Это Вадику он ответил: "Сам выйди и спой!"?
АЧ: Кстати, да, было такое. Нет, не Вадику. Не помню, кто-то другой там кричал.
Видно было, что Башлачёв намного круче этого фестиваля. Он был вне его атмосферы. Ушёл он расстроенный, весь мокрый.
Единственный раз я его видел. Это была уникальная для меня возможность услышать его при жизни и впечатление... не..., не..., не..., хотел сказать – нереальное, но нет... и не неожиданное,... а невозможное. Нечто произошло не то, что невозможное, а не..., может быть – неправильное слово, ненужное этому фестивалю.
Он очень всех покоробил. Это было настолько дискомфортно для людей, которые пришли просто отвязаться. Он прибил переполненный ЛДМ. Это было самое неординарное выступление на фестивале. Организаторы-то, которые его приглашали, знали же, что это за человек.
Но выступил он очень хорошо. Не я один ушёл с концерта в таком состоянии.
Та фраза Вадика о гениальности обрела какую-то форму. Это было нечто инопланетное, непонятное. Огромный мир, в котором можно было только песчинку понять.
Мы уехали в Харьков. Через полгода заходит ко мне Серёга Мясоедов, мой дружок, он самиздатом занимался, концертами. Говорит: "Помнишь, Башлачёва. Мы видели его в Ленинграде". Я: "Конечно". Записи до нас уже начали доходить. Фраза Серёгина мне запомнилась: "Кому-то Америка, как БГ, а кому-то...". Это было в сердцах сказано, напились мы тогда.
Слух о его смерти распространился по стране мгновенно, эта история произошла уже на следующий день. Правда, подробностей никто не знал. Знали только, что выпрыгнул из окна.
Потом, по русской традиции, пришло всесоюзное признание. Удивительно, что столько лет прошло, а оно не угасает.
Я бываю в разных городах, вот, в Харькове однажды ко мне подошли ребята, лет по 20. Говорят: "Мы – поклонники Башлачёва". Диск мне подарили mp3-шный.
Интерес постоянный – это самое главное. Не могу сказать, что он огромный. Огромный он был тогда, сразу....
Бывает так, что произошло и мгновенно забылось, а Башлачёв – явление настолько настоящее, что его до сих пор помнят.
Любой, кто слушает его записи, скажет, что это – круто и гениально. Манера написания стиха уникальная. Никто в русском андеграунде больше так не писал. Так чётко, ёмко.
Единственно, что ещё был Высоцкий, который мог выбивать каждым словом ритм. Каждое слово, это была уже песня.
ЛН: Но Высоцкий это – в меньшей степени "андеграунд", чем Башлачёв.
АЧ: Да.... Но, тем не менее – андеграунд.
ЛН: У Джоанны Стингрей была идея, показать Башлачёва по американскому телевидению. Когда она брала у него интервью, спросила: "Как ты думаешь, поймут ли тебя?" Он ответил, что поймут. А ты как думаешь, поняли бы?
АЧ: Во-первых, мне интересно, зачем она хотела это сделать. Это входило в её проект "американской мамы русского рока"? Не знаю, насколько искренние цели она преследовала.
А Башлачёв ответил правильно, лаконично. Американцы ни слова бы не поняли, даже если бы там был дословный перевод. Это был такой, кулак. Нормальный, башлачёвский.
Как это выглядело бы, не знаю, но жаль, что этого не произошло.
ЛН: Башлачёв говорил, что "русский рок", так называемый, никак не может найти своего предназначения, что в любом произведении этого жанра должны присутствовать национальные мотивы. Как ты к этому относишься? У тебя же многие вещи выдержаны в эстетике классического западного рока. На "Акустике" - цитаты "Led Zeppelin", в "Парнишке-спецназе" с "Супербизонов" – "Deep Purple" и так далее.
АЧ: У меня есть два кумира, Высоцкий и Леннон. Во мне живут два "я".
Мы же не играем "русский рок" как таковой. Может быть, во времена "ГПД" у нас было несколько таких песен.
У меня 20 альбомов – на них можно найти очень мало тех, о которых можно сказать, что это – "русский рок". На самом деле мы играем английский и американский тяжёлый рок-н-ролл на русском языке.
Смешать их невозможно. Это – одно, а это – другое. Хотелось бы достичь симбиоза.
Тяжёлая музыка – это платформа, которая позволяет донести эмоциональные тексты. Можно либо, под гитару, когда это звучит, как у Башлачёва и Высоцкого, либо – в электричестве, но это уже нечто совсем другое.
ЛН: Но при этом многие, и я в том числе, считают "Разных людей" одним из последних оплотов настоящего русского рок-н-ролла.
На концерте, посвящённом дню рождения Высоцкого, где Вы с Лёхой пели свои песни, а Виталик – песни Высоцкого, совершенно очевидна была однородность происходящего.
Так может быть, "русский рок" – это и есть английская музыка с русскими текстами.
АЧ: Русские тут ведь ничего нового не придумали. Гитару-то придумали испанцы. Ударные инструменты – африканцы. Национальные русские инструменты это – ложки и колокольчики.
А электричество дало возможность дворовым пацанам, которые играли на акустиках, по-настоящему отвязаться, по-хулигански, надрывно, мощно врезать.
Страна урбанистическая, всё это происходило в городах, и люди выходили со своими телегами о жизни. Вот именно это можно назвать "русским роком". Главное, что текст должен быть на высоте. Слово на Руси всегда было самым важным. Даже напечатанному в газете "Правда" верили. Слово есть слово, и отличительная особенность "русского рока" – очень нагруженные и, по-хорошему, депрессивные тексты о том, что всех волнует.
Люди приходят на концерты и находят то, чего им не хватает среди всякой телевизионной попсы.
" Русский рок" – это возможность сначала на самодельных гитарах, на полтавских фуззах, самопальных колонках, теперь на том, что у кого есть, врезать тот стон, который внутри сидит.
Каждый концерт – это битва. Раньше потому, что ползала КГБшников, а на всех, кто на сцене выступал, дела давно были заведены. А теперь – битва за слово, за душу человека, чтобы каждый находил, что он – не одинок.
Мы же такие же слабые против этой системы. Может быть, она сильнее физически, но не духовно.
ЛН: То есть "русский рок-н-ролл", он, в первую очередь, "рок-н-ролл", а потом – "русский"?
АЧ: Да, конечно. По нашей стране столько ездили коммунизмом и репрессиями, что от неё ничего русского уже не осталось.
В моём понимании, русский человек это – антисоветчик, антикоммунист. То, что сделали коммунисты со страной.... Бездарное командование во время войны. Сотни тысяч бессмысленно погибших. Победа в войне произошла вопреки коммунизму!
Поэтому, какой "русский рок"?! Вот я, например, украинец. Советским быть не хочу, потому что это ужасно.
Я понимаю, что так просто они не сдаются, и совок продолжается под другими личинами.
В общем, не "русский рок", а просто "рок-н-ролл". Настоящий, живой, с текстами на русском языке.
ЛН: А почему сейчас в принципе стало существенно меньше политического рока, песен против системы? Система лучше стала?
АЧ: Раньше была коммунистическая идеология, а теперь – капиталистическая мораль. Хрень редьки не слаще.
Раньше петь открыто было стрёмно. Все люди на концертах "ГПД" думали: "Когда же нас придут вязать?"
Сейчас можно всё: и то, и это, но чуть-чуть продайся, прогнись, а так ты не хер никому не нужен. Так я лучше буду на хер никому не нужен, кроме своих друзей, которые меня знают и уважают, чем со всяким говном иметь дело.
То есть, сейчас война не за свободу слова, а вопреки ей. Человек же слаб, если ему дадут немного денег, что-то посулят, то он и сломается.
Противостоять этому очень тяжело потому, что все хотят жить лучше. Но если человек крепок внутри и если, вопреки всему, он умеет делать то, что он делает, целенаправленно и честно, то не всё потеряно.
Тексты песен соответствуют времени. Их же специально не пишешь, они просто возникают. В них нет того протеста, но есть борьба за честное слово, за честный рок-н-ролл. Хотя, это – тот же самый протест, андеграундный, оппозиционный.
ЛН: Но что-то изменилось. Ты ведь сейчас меньше пишешь?
АЧ: Я не парюсь по этому поводу. Мне очень нравится такая фраза: "Найди своих и успокойся". Со мной это уже произошло. А то, что реже пишется – это, как у Ричарда Баха в "Иллюзиях". Человек никогда не хотел написать эту книгу, а просто, на грани помешательства, когда уже была реальная опасность, что он сойдёт с ума, выплеснул всё на бумагу.
Я сторонник этой идеи. Писать можно легко, но нужно переживать то, что пишешь. Нужно, чтобы у тебя что-то такое произошло, чем необходимо поделиться с другими людьми.
Сейчас я просто взрослее. Поиски себя закончились, я начал "успокаиваться". Раньше я был моложе, жил в другом месте....
Раньше – это раньше. Невозможно всё время быть одинаковым человеком. Сам чуть изменишься, и всё вокруг меняется.
Но сейчас происходит другая вещь: каждый концерт – не обыкновенный концерт, как было десять лет назад, где была программа. Теперь это – как прямой эфир. Мы можем незапланированные песни сыграть, просто потому что захотелось.
Каждый концерт стараемся сделать таким, чтобы люди выходили с надеждой, что не всё так хуёво. Я сам человек жизнелюбивый и стараюсь всё сделать, чтобы не депресняком загрузить, хотя, конечно, есть и серьёзные песни, а закончить на таком подъёме, от которого человек бы зарядился. Я вижу, что это нужно, что делаю это не зря.
Раньше концерты давались трудно, а сейчас – никакой усталости. Мы еженедельно ездим, в поездах, людям по 40 лет. Не то, что утомление чувствуется, а я ночь не сплю, хотя после концерта человек должен спать! С потом уходит несколько килограмм всякого, усталость должна быть, а у меня – наоборот.
Большая разница между той группой в том месте и этой группой в этом, хотя играем почти те же самые вещи.
ЛН: Но не все так спокойно к этому относятся? Многие авторы серьёзно переживают, что песни не пишутся.
АЧ: Наверное, я бы тоже переживал. Вернее, я и переживал, но... чуть-чуть.
Я нахожу какие-то другие интересные вещи. Например, мы сейчас задумали один проект, не буду пока говорить.
Мне интересно, может быть, не записать новые песни, и выпустить очередной альбом, а перезаписать старые в акустическом варианте, как мы сделали на "Акустике". Интересно подключать больше новых людей.
Жизнь-то многогранна и не заключается в том, что ты сидишь дома и песенки пишешь, а потом – сыграешь их где-то. Вокруг столько всего, чего мы не знаем!
Самый кайф – знакомиться с новыми людьми, с которыми ты в жизни бы не познакомился, если бы не попробовал сделать что-то новое.
ЛН: Но современная среда в меньшей степени способствует творчеству?
АЧ: Наоборот. Сейчас мы живём вообще в замечательные времена. Я же не зря говорю перед песней "Пусть сегодня никто не умрёт", что она посвящена "русским рок-музыкантам, которые не дожили до наших счастливых дней".
Раньше я бы никогда не поверил, что могут быть большие концерты, на которых можно петь всё, что угодно. Записать можно всё. Интернет есть. Можно делать свой проект так, как ты задумал, не продираясь через тернии.
Время замечательное, то есть сейчас говорить о каких-то трудностях..., не невозможно, но.... Просто, когда мы взяли гитары, мы ещё учились в школах, потом – работали на заводах. Руки у меня все были покоцаны тракторными карбюраторами.
Желание играть было огромное, но было негде. Не то, что стрёмно, а просто не давали! Помышлять даже не могли о том, что можем быть услышаны, не говоря уже о признании. Готовы были жизнь положить, это и происходило.
А сейчас реально и то, и то, и то. Я понимаю, что говорю с позиций человека, которому 40 будет. Для тех, кому сейчас 20 – всё иначе, но они тоже должны пройти свой путь. Сейчас с одной стороны, с технической, будет легче, а с другой их ждут впереди медные трубы и искушения лживыми ценностями, которые подменяют настоящие.
Идёт пропаганда того, что материальные ценности – самое главное. Хотя сейчас что-то меняется. Я вижу молодёжь по концертам.
Хотя, вероятно, такой же процент и остаётся: гопников процентов 90, и 10 процентов тех, кто стремится учиться, окончить институт, интересуется серьёзными вещами.
Тут всё дело внутри самого человека. Готов ли он к тому, что сможет...? Для чего он взял гитару в руки? В 14-15 лет все берут, чтоб девчонкам понравиться, но это всё заканчивается группой "Звери".
ЛН: Другой вариант это – Летуновский.
АЧ: Да.
В общем, как в том фильме: "Не бывает тяжёлых и лёгких времён. Времена одинаковые". И если человек сформировался когда-то, через что-то прошёл и не сломался, значит у него есть нечто внутри, на генном уровне. Он переплюнул многих настойчивостью или талантом.
У меня огромное желание, делать то, что мне хочется. Я без этого жить не могу.
Мне трудно говорить о таких вещах, когда я трезвый. Если чуть-чуть выпить, то прорубает то, что глубоко сидит. Алкоголь даёт возможность вспомнить какие-то глубинные вещи.
ЛН: Сколько ты писал раньше и сколько сейчас?
АЧ: Когда мне было 20 лет, я писал 20 песен в год. Сейчас я пишу пару песен в год. Не то, чтобы появился внутренний цензор. Скорее – внутреннее противостояние тому, чтобы это делать специально. С другой стороны, я раньше, может быть, писал бы без этого.
Нужно же завести блокнотик, чтобы записывать строчку, когда она приходит в голову. Никогда у меня не оказывалось блокнотика в нужный момент!
Я пишу песни очень быстро. Знаю, что если это отложить на часок, то.... Ведь настолько непонятно из чего они там собираются. Нужно эту ниточку ухватить и не отпускать мысль.
Раньше писал в транспорте, в метро, когда движение какое-то происходит, ритм. Я всё держал в голове, ничего не записывал из спортивного интереса: могу ли я запомнить три-четыре куплета, которые сейчас придумал. Я расставлял какие-то флажки: завязка, кульминация, развязка, – и по ним ориентировался.
И ещё был спортивный интерес: как можно из ничего сделать песню. Не банальную, а серьёзную. Меня всегда поражала парадоксальность в поэзии, когда вещи ставятся с ног на голову. Банальность – это банальность.
С другой стороны, я помню, что когда приехал сюда я выживал, и мне морально и физически нужно было записать хотя бы одну пластинку в год, чтобы я мог снимать квартиру и жить с семьёй.
ЛН: Как ты считаешь, жизнь Башлачёва закончилась в тот момент, когда должна была? Ты можешь его представить сейчас?
АЧ: Есть люди, по которым видно, что они не будут долго жить потому, что им совесть не позволит.
Трудно представить, чтобы у Башлачёва был тур-менеджер, сайт и гастрольное расписание. Как пел, как жил, так и умер, – честно.
В него же трудно врубиться, понять, насколько он неповторимый и гениальный в стихосложении.
В той музыкальной скудости, то есть, не скудости.... Он же на гитаре, как на ударных играл. Колокольчики тоже добавляли драйва.
И что самое главное, он всё знал заранее. Это – отличительная черта гениальных людей. Менялась страна, ситуация, ему это было уже не принять. У него на глазах преображались люди, с ними происходило то, о чём мы только что говорили. Это было несовместимо с тем, что он делал.
Я считаю Башлачёва совестью русского рока. Янка – это трагедия русского рока. Майк – рок-н-ролл русского рока, алкоголь русского рока.
ЛН: А Летов?
АЧ: Летов – я не знаю. Как-то он ушёл из моей жизни.
Мы случайно с ним встретились в 97-м году в Харькове. Посидели, поговорили, и я понял, что меня с ним ничего уже не связывает. Я не понимал, что он мне рассказывает. Он, оказывается, плохо относится к своим друзьям. Для меня это – показатель всего.
Когда-то он меня поразил и повлиял на меня. Я что-то в себе изменил. Но я сужу о музыкантах, прежде всего, как о людях.
ЛН: А ты в Питер переехал из-за рок-н-ролла?
АЧ: Да. Из-за безысходности. Я же такой домосед, никуда бы не переехал....
У меня умер отец. Полгода я пил. Он тоже был болен, как и я. Он был такой же, мы друзьями были. Это, как стена рухнула.
Я получал от государства пенсию, 10-15 долларов. Меня на работу никто не брал, играть свои песни негде было. Только квартирник, раз в два месяца. Жена работала, как-то перебивались, но никаких перспектив. По всем жизненным фронтам – такая....
Легче всего было спиться, но не хотелось. Хотелось ещё поиграть, поездить.
Как обычно, случайно, Гордей договорился в Питере концерт сделать: "Приезжай". Я поехал.
ЛН: Это какой год?
АЧ: Конец октября 99-го.
Чтобы уехать, мне нужно было потерять всё, всего себя. Шаг был вынужденный.
Я не жалею, хотя первые годы здесь тоже было тяжело. Мы расклеивали объявления на улицах, в мороз. Подвесные потолки делали: Инка [жена] клеила, а я клей варил – 20 рублей в день. Когда играли – платили 200-300 рублей.
Но это уже было движение. Это уже был большой город, друзья помогали.
ЛН: И всего добился сам.
АЧ: Самому было бы тяжелее. "С небольшой помощью моих друзей".
ЛН: У Вас группа – монолит. Таких очень мало. Помнишь, на концерте памяти Майка после выступления "ДДТ" Грач сказал: "Спасибо, Юра Шевчук", – а Шевчук пафосно поправил его: "Спасибо группа "ДДТ"". Но какая сейчас, по сути, разница? Сколько он народу по тем или иным причинам потерял: Зайцев, Худой, Курылёв. Мы с Кириллом Комаровым об этом говорили. Что будет, если Доценко уйдёт? Ничего. Те, кто просто слушает, но не интересуется, даже не заметят.
А что от "Аквариума" осталось? Вообще – один человек, да ещё название. Так значит "Аквариум" это – человек "Борис Гребенщиков", а не группа.
У Вас же не так, каждый человек критичен.
АЧ: "Критичен" – не то слово. Мы – семья.
Полгода, до того, как мы собрались, я играл с самыми разными музыкантами, но не было ничего такого, что можно было бы продолжать. Мне очень важна компания.
Я не хочу довлеть своим мнением, а могу порекомендовать, предложить идею, но мне важно, чтобы в ней участвовали все.
Более дружную рок-н-ролльную братию, чем наша группа, трудно себе представить. Бывает, люди общаются, в выходные ездят на рыбалку или играют в футбол, а днём занимаются семейными делами. У нас эта рыбалка – рок-н-ролл, концерты.
Отношения внутри группы построены на полном равноправии: идеологически, финансово, творчески. В настоящих русских рок-группах это заложено. Играют не ради денег, не ради славы, а просто потому, что без этого жить невозможно. Дружба такая, что друга не бросишь в беде, побережёшь его, сделаешь что-то сам, чтобы его не беспокоить, а он тем же ответит.
Вот это – рок-н-ролл, стиль жизни, когда всё по-честному, всё открыто и без страха перед акулами шоу-бизнеса.
Группа это – коллектив не наёмных работников, а тех, кто пришёл по зову сердца. Мы так передружились за 2000 год, что пять лет пролетели, как один день. А сколько мы всего пережили вместе: болезни, операции...?!
Главное, что наши фаны – такие же. В Москве у нас их больше, чем в Питере, целая группировка. Мы то у одних остановимся, то у других. Вместе решаем семейные проблемы, переживаем. Дружба – дружбой, но это – семья.
Рок-н-ролл – не производство кирпича. Мне понравилось определение рок-группы, которое дал Генри Роллинз: "Племя, которое в джунглях живёт своей жизнью, охотится, выживает, борется за существование, но, как единый организм. Нет вожака".
С любым из членов этого "племени" я пошёл бы в разведку.
Вот это – интересно. Мне скучна жизнь в группах, где есть диктат. Я не знаю, как там себя чувствуют музыканты, но догадываюсь. Там считается, что это – работа.
Я стремился создать "dream team" и никогда не думал, что это возможно. Тут же не так: что захотел создать и создал.
Сейчас всё настолько органично, что даже страшно, что это когда-нибудь закончится.
ЛН: А действительно, в Москве лучше принимают, чем в Питере? Просто, не ты первый, кто об этом говорит.
АЧ: В Питере принимают круто и брутально. Мощь исходит балтийская. "Матросы-балтийцы не сдаются".
А Москва она более конформистская. Более пушистая, неоднозначная, домашняя.
Это две совершенно разные вещи, но, например, количество людей, которые пришли на пятнадцатилетие группы в Москве и Питере, было одинаковым.
Хотя вообще, в Питере мы собираем больше народу. К тому же, в Москве надо рекламу давать, а здесь всё по-домашнему.
Просто в Москве есть некая общность людей, человек 15-20, которые живут, как мы и пытаются втягивать в это своих друзей. Всё больше и больше. Как они принимают это – понятно, но я вижу, что приходят и новые люди, алисоманы, например.
В общем, это два разных города и тут нельзя сказать, какой хуже, какой лучше.
ЛН: Но, Питер – лучший город Земли.
АЧ: Это мы с тобой знаем. Мне понравилась фраза: "Тот, кто приезжает в Москву становится тем, кем хочет, а тот, кто приезжает в Питер становится питерцем". Действительно – правда.
ЛН: Башлачёв говорил: "В Москве можно жить, а в Ленинграде стоит жить".
АЧ: Видимо, это заложено в этих городах.
Некоторым людям легче жить в Москве, а некоторые – не могут. Хотя огромное количество хороших людей там живёт.
Сам город сделан так, что в нём не найдёшь себя. Как-то неискренне, даже по архитектуре – там все улицы кривые. А в Питере – честные прямые линии до горизонта. Собственно и люди такие же.
Кто-то там может найти себя, а здесь легче тем, кто хочет жить открыто и честно. Кто что выбирает.
ЛН: Я много езжу, часто уезжаю надолго и мало по кому из людей скучаю так, как по Питеру.
АЧ: Ты родился здесь?
ЛН: Да.
АЧ: Тогда – понятно.
Я по Харькову скучаю. После Питера, это как ты гулял по дворцу и зашёл в хату. Я там родился.
Когда переехал сюда, то всё время опаздывал на встречи, не мог привыкнуть к таким расстояниям. Потом – адаптировался.
Недавно приехал в Харьков и понял, что даже в моём состоянии могу пройти весь город, хотя он в диаметре – как Питер от Озерков до Купчино. От ХАИ до аэропорта – те же 40 километров, но там большой частный сектор, пустыри, военные заводы. Народу там меньше – полтора миллиона, а здесь – пять.
В Харькове другая культура, другая еда, другие манеры, там всё неоднозначно. Здесь же всё честно.
Вообще харьковчане – хохлы не такие как, например, в Киеве. Больше похожи на хохлов в Одессе, только там хохлов мало. Смешение культур, Вавилон.
Вот если в Питере мы с тобой решим записать пластинку, что будет происходить? Договоримся со студией, запишем, через месяц – выпустим.
В Харькове же пойдёт слух: мы с Лёвой записываем пластинку. В каждой хате нас будут встречать: "Это ж надо обсудить, обмозговать, что да как". И если мы через год доберёмся до студии, то к ней тоже будут подъезжать пацаны с самогоном: "Альбом же ж пишете, дело такое!" Скорее всего, мы его не запишем, но всё останется в памяти народной, как такая история.
Это – по-своему кайфовые вещи, которые здесь невозможны.
Харьков был и есть город имени Ричи Блекмора, город тяжёлой музыки. Все слушали и играли "Deep Purple".
В нём не было двух похожих групп. Это тоже – чисто по-харьковски. Играли "волну", классический рок-н-ролл, тяжёлый блюз и что-то наподобие "АукцЫона".
Команд было 20-25. В 89-м году харьковский рок-клуб организовал трёхдневный фестиваль, по два концерта в день. Гости приезжали, "Гражданская оборона", "Калинов мост", "Хроноп".
Харьков и Питер разные, но для меня – родные в своей "разности", совершенно не похожие.
ЛН: А Сергей Щелкановцев, Сэр, с кем играл?
АЧ: Мы вместе играли. У нас была группа "Рок-фронт". Потом, по идеологическим соображениям, из-за разногласий, я ушёл в "ГПД", а он – в "КПП", "КультПролитПросвет". Просто, у нас обоих были свои песни.
Недавно музыканты из "КПП" выпустили пластинку его памяти. Там участвует Букреев (басист его), Долгов из группы "Дождь"....
ЛН: Расскажи про него.
АЧ: Он был очень талантливый, разносторонний человек. Одно время писал музыкальные статьи в самиздат. Был меломаном, имел огромную фонотеку.
Его родители – консерваторские преподаватели: отец – по классу альта, а мать – виолончели. Замечательные люди, а он пошёл в тяжёлый рок.
Долгое время Сэр снимал передачу "Под "весёлым Роджером"", в которой показывал западные клипы. На радио вёл программы о тяжёлой музыке.
С ним было невозможно пройти по улице, его все узнавали. Он был такой умница, начитанный, музыки переслушал немеренно, добрый, без фиги в кармане, душа компании. Говорил на любые темы аргументировано, весело и со стёбом – люди катались со смеху. Встреча с Сэром – это всегда был праздник.
ЛН: А что с ним случилось?
АЧ: Врачи сделали общий наркоз, и сердце остановилось. Нелепейшая смерть.
ЛН: Вы планируете записать какие-то его песни?
АЧ: Мы-то записали две, они существуют, а как харьковские пацаны – не знаю, будут записывать или нет.
ЛН: Вы ещё песню Саши Кубышкина записали.
АЧ: Да и Чиж перепел Сашкину песню.Харьковские музыканты записали несколько его вещей,Паша Павлов,Смирнов,Кривуля.Хотим сделать памятную пластинку о нём.
ЛН: Он тоже с тобой играл?
АЧ: Нет, Куб играл в группе "Тихий уголок" с Кочей, Кочергой. У них шикарные вещи есть.
Они жили вместе на квартире нашего друга, Вадика: в одной комнате – Куб с женой, а в другой – Чиж с Ольгой. Олег Рауткин [из архангельской группы "Облачный край"] там же жил какое-то время. Это место называлось "Тихий уголок".
Туда приходил Коча с пачкой виниловых пластинок, и они их переписывали. Чиж перерисовывал все обложки и переносил с них всю информацию. Это ночами происходило. Они пили пиво и пели. Коча и Куб писали песни.
Куб погиб в 2000 году. Промышленным альпинизмом занимался и разбился, упав с двухметровой высоты. Тоже – нелепость.
ЛН: Напоследок, избавь меня от мучений, что такое "траверза"?
АЧ: Это – ещё одна история.
ЛН: Я знаю, что такое "траверз" – направление, перпендикулярное курсу.
АЧ: Так ты знаешь.
А история была в том, что в 88-м году Паша с Гордеем решили поехать подзаработать деньжат летом. Нанялись они на покраску высоковольтных опор, которые стоят в полях. За одну опору платили 50 рублей – ползарплаты.
Надевали серебрянку, карабин страховочный и залезали наверх. Сначала нужно было макушку покрасить потому, что с вертолёта проверяли.
Самое страшное для Паши с Гордеем было – красить горизонтальную балку, она-то траверзой и называется. Нужно было с ведром в зубах долезть до её края и оттуда, собственно, её и начинать красить.
Они как на одну залезли.... Потом быстро слезли и убежали в Крым к каким-то девкам, которые там практику проходили. Им по ночам снилась траверза, они в холодном поту бились в истерике. Думали-то, что сейчас бабла срубят и всё.
Потом рассказывали: "Саня, мне снится траверза, это пиздец. Куда мы попёрлись, это же экстремально! Какого чёрта! Лучше бы сразу в Крым. Тёлки там работают на кухне в пионерском лагере, там пожрать всё время можно. Какие опоры?!"
Я по их рассказам написал песню. Посвящение – "жертвам сезонных работ". Они сразу попадали, когда услышали.
Лев Наумов
++++++++
Преклоняюсь перед теми. кто это осилил 
