Автор: Евгений Долгих, Олег Климов

Сайт: Российский Гитарный Портал

Статья: Интервью с Виктором Зинчуком

Прошло уже десять лет, как Зинчук отказался от чисто джазовых и джаз-роковых схем и начал заниматься обработками классики, блюза, рок-н-ролла, нарочито упростив свой музыкальный язык, сделав его предельно доступным и минимально импровизационным. Конечно, поклонники джаза и, прежде всего, его бывшие соратники, не поняли такого шага или посчитали, что им двигали исключительно меркантильные соображения.

Очевидно, все не так просто. Думается, что если бы Виктор стремился только к хорошему заработку, то сейчас он играл бы где-нибудь у Аллы Пугачевой (как, кстати, еще один бывший «арсеналовец» бас-гитарист А.Куликов). Просто такой уж он человек, что предпочитает «тянуть одеяло лидерства» на себя, а в джазе ему никак не удавалось это сделать. Поэтому смена амплуа была вполне естественной, и ему удалось-таки сделать свою музыку понятной для любой аудитории. Впрочем, не совсем для любой.

Для серьезной филармонической и джазовой публики сегодняшнее творчество Зинчука, несомненно, покажется шагом назад, но простота и доходчивость его инструментальных обработок нужны другим — тем, кто уже чувствует неудовлетворенность от поп-музыки, но не в состоянии сразу переключиться на более сложные для восприятия формы. Можно ругать гитариста за упрощенчество сколько угодно, но, играя простую мелодичную музыку, он, как это парадоксально ни выглядит, стремится к тому же, к чему тяготеет ныне в своем творчестве и Алексей Козлов — к погружению слушателя в мир гармонии и душевной чистоты. Ведь мэтр саксофона тоже сейчас занимается переложением классики... Конечно, формы выражения различны и интересны разной публике, но цели-то схожи.

— У Вас была очень бурная и скоротечная джазовая карьера...

— В «Арсенал» к Козлову я ушел от Силантьева, а Юрий Васильевич говорил мне тогда: «Ты что, ты ведь будешь по деревням ездить, «чёс» играть, а я тебе известность сделаю, на телевидении...» Так потом получилось, что я у всех проработал по два года — цикл такой. Отчасти я сожалею, отчасти... нет, что ж, значит, так нужно было судьбе.

Два года я работал у Силантьева, два года у Козлова, затем мы организовали группу «Квадро» — и там те же два года, затем чуть меньше двух лет у Леонтьева... Зарабатывал там, затем у Антонова музыкальным руководителем, потом в 1987 году я понял, что в общем-то везде мне не давали играть то, что я хотел, даже как-то преследовалось это, говорили — это наш концерт, а ты организовывай свои и там будешь делать, что хочешь. Так вот и получалось... Даже ревностно относились к тому, что мне на концертах хлопали больше. Да, а играл я всего лишь классическую музыку. Так что обиделся я тогда на всех... Это сейчас, спустя годы, мы общаемся великолепно и с Антоновым, и с Лешей Козловым, но тогда, в 87-м, я начал делать то, что и делаю сейчас.

— Но в «Квадро» Вы играли далеко не последнюю роль...

— Я ушел оттуда, неважно по каким причинам, и по музыкальным, и по другим. Было очень тяжело, мы поднимали инструментальную музыку, ездили по деревням; помню, как-то в Ростовской области во время концерта к звукорежиссеру подходили бабушки и говорили: «Механик, нажми кнопку, хай хлопцы заспевают...»

Играть инструментальную музыку было очень тяжело... и предъязвенное состояние желудка, и прочее — все это как раз воспоминания оттуда, ну, наверное, мы сделали тогда свое дело, а когда я уходил, у меня испортилась гитара и даже не на что было купить новую. Я пошел зарабатывать деньги...

— Тем не менее любители джаза все еще помнят Вас по гастролям в составе «Арсенала» и «Квадро».

— Да, действительно, так оно и есть. Но сейчас я играю обработки классической музыки, где принцип свободной трактовки несколько сжат, я исполняю ее довольно точно, хотя и на электрогитаре. Да, есть некоторая импровизационность, которая идет от джаза, но фразировка современная, роковая.

Я играю и блюзы, и рок-н-ролл, и свою музыку, и классическую, но в этом что-то осталось и от джаза. Конечно, называть меня сейчас даже в какой-то мере джазовым исполнителем было бы неправильно, хоть мне джаз и очень помог.

— Многие музыканты вашего поколения начинали с Битлов, а не с джаза...

— Да, да, конечно. Я младше, чем Леша Козлов, чем то поколение, на юность которого пришлось повальное увлечение джазовой музыкой, я не стиляга, и когда я рос, то вокруг звучала в основном рок-музыка.

— Кто-то недавно процитировал Вас в прессе, что Вам всегда был близок не чисто джазовый подход в музыке в целом...

— Мне трудно вообще разделить музыку на жанры, хотя она, естественно, делению поддается, и многообразие жанров существует... Современная музыка впитала в себя достижения и классики: волей-неволей любой музыкант уже находится под ее влиянием, он ведь на ней учился; ну, и джаза, само собой, и народной музыки, и других. Если вы послушаете даже очень прогрессивную современную, например, электронную музыку, то в ней немало характерных партий барабанов — триольность, это все тоже черные музыканты делают, это оттуда... Просто время сейчас другое, и, по мне, мыслить сейчас такими традиционными джазовыми формами не очень интересно.

— То есть у Вас как у профессионала отношение к джазу чисто опосредованное, как к элементу мировой музыки?

— Естественно, и в Высшей школе изящных искусств, где я преподаю, являюсь ассоциированным профессором, мы с учениками обязательно проходим сначала кантри, джаз, блюз, целыми разделами. Я занимаюсь этим с учениками по полгода, прежде чем мы переходим к року уже на основе всего этого.

— Ну, а если взять не профессиональную область, а чисто любительскую: слушаете ли Вы современный джаз, не классический, а авангардный, эйсид и прочее?

— Да, мне одно время очень нравилась группа «Орегон» и сам Ральф Таунер как гитарист... Но ведь у нас в стране сейчас развивается чисто потребительское отношение к музыке. Вот в 70-е годы люди вообще интересовались джазом больше... А мои личные слушания джазовой музыки сейчас ограничиваются радио. У нас есть в Москве одна волна такая... джазовая, раньше она называлась «Престиж», а сейчас ее переименовали, ну и я ее слушаю в машине. А в основном я сейчас увлекаюсь классикой. Интересно, что и Московский институт культуры я закончил, дирижируя 40-й симфонией Моцарта, хотя и джаз, и блюз — все это было.

— Вы знаете, к нам в «Jazz-квадрат» дошла такая новость, что сейчас собирается прежний состав «Арсенала» на несколько концертов. Вы будете принимать участие?

— Если будет время, да. Но желание уже прошло.

— Неужели не хочется еще раз сыграть всем вместе? Это ведь все-таки юбилей...

— Мне было приятно получить приглашение. Хотя многое, что было в «Арсенале», ну, чисто человеческие отношения... я, к сожалению, запоминаю все. Было хорошее, было и негативное, впрочем, как и везде. Леша Козлов позвонил мне месяца полтора назад и сказал: «Витя, знаешь, тогда ты играл на концертах свою вещь «Тень ушедшего», звукорежиссер сохранил эту запись, мы ее отреставрировали, ну, и она очень понравилась, ты не будешь, как все сейчас, качать права, авторские?..»

Мне очень не понравилась эта форма разговора, но я ответил: «Леша, да я дарю ее тебе, пусть она будет просто ради музыки, альбома, не прошу никакого гонорара, хорошо». Конечно, хорошо, что пластинка выйдет, я искренне рад, что такое вообще произойдет, но концерт... Мои собственные выступления сейчас связаны с коммерцией, да, мне нужно коллектив кормить, у меня шесть человек оркестра и еще три в балете. Мне нужно платить за студию, клипы и выпуск пластинок. Это просто чудовищные расходы, и если в этот день (возможного выступления с «Арсеналом» — Е.Д.) у меня будет более выгодное коммерческое предложение, то, вы понимаете... А если не будет предложения, то я могу поехать в студию работать над новым альбомом, если жизнь скажет, я буду это делать. Я бы с удовольствием повидал друзей, но я сказал Козлову: «Если я буду свободен, то приду, но в афишу записывать меня не надо». Вот так.

— Кто для Вас прежде всего был авторитетом в гитаре?

— У нас?

— И у нас, и за рубежом, конечно.

— Прежде всего, Андрэ Сеговия — человек, который развил этот инструмент и сделал его пригодным для исполнения классической музыки. Потом, Пако де Лусия, фламенковый гитарист, очень яркий музыкант. Несомненно, это Джимми Пэйдж, Джимми Хендрикс — люди, сделавшие много уже для электрогитары, Джордж Бенсон — великолепная законченная фразировка, сейчас многие подражают ему.

Да все они хороши, и Джо Пасс, и Би Би Кинг — у них каждая нота на вес золота, это история. А видеошколы с ним (Би Би Кингом — Е.Д.) вызывают легкое умиление, потому что вообще-то он не знает, что он играет, с ним рядом сидит человек и говорит: «Сейчас Вы сыграли четвертую повышенную ступень, а теперь — переход к седьмой, а сейчас Вы уложили это в триольность». На что тот отвечает: «Да, как интересно, а я и не знал. Я это играю просто потому, что так нужно». Также Джо Сатриани, да, его принципы мне близки, у него настоящая современная импровизационная музыка. Вот, наверное, те гитаристы, которые для меня весомы и значимы.

Так получилось, что среди джазовых музыкантов много просто подражателей, а я ведь получил высшее музыкальное образование и очень рад этому. У меня есть степень магистра гитарного искусства Академии наук Сан-Марино. Это международный диплом, докторами этой академии являются Никита Михалков и Пол Маккартни, и это обязывает ко многому.

А кстати, что касается советской джазовой профессиональной школы, то она очень высокого уровня. Скажем, Игорь Бриль и его ученики. Он великолепный пианист и педагог, сейчас редко играющий, потому что эта музыка часто невостребована. Он иногда говорит с веселой такой жалостью, что, вот, играл в воинской части свои темы — зевали, кто-то заснул, но сам ведь он исполнитель ярчайший и мне очень нравится.

А так, не секрет, что все джазмены, которые уехали на Запад, Левиновский там, и другие, спокойно работают и выступают.

— Так какие традиции сейчас ближе всего Вам в творчестве?

— Классическая музыка, блюз и рок-н-ролл. Я сделал свой музыкальный язык предельно лаконичным и доходчивым. Порой я не позволяю себе отступать от варианта и импровизировать, и я не боюсь потерять слушателя. Публика просто на концертах уже просит сыграть конкретные вещи — «Каприс Паганини», «Токкату и фугу ре-минор» и «Скерцо» Баха, «Аве Марию», «Полонез Огинского». Но, естественно, я играю также и с импровизационными вставками. Я обязан сделать так, чтобы публике было интересно. Не бывает плохой публики, бывает плохой исполнитель. Да, у каждой музыки свой слушатель. И на Западе люди не утруждают себя, чтобы задуматься над музыкой.

В джазовый клуб народ идет слушать джаз, на рок-концерт — аналогично, но это не коммерция. Только попса является коммерческой музыкой. Поэтому, если играть поп, у тебя будет больше всего слушателей, а так надо просто нести свой крест и заниматься своим... Я преклоняюсь перед теми музыкантами и издательствами, что пропагандируют серьезную музыку. А педагогам, что работают без денег, но воспитывают музыкантов в училищах, у нас в университете культуры, надо просто памятник ставить. Конечно, кто-то из учеников скажет, что нельзя музыкой заработать и пойдет в таксисты, но кто-то ведь и останется и будет передавать дальше.

— Не считаете ли Вы, что Ваша музыка немного похожа на западные варианты культурных дайджестов, например, «Войны и мира», когда серьезная вещь превращается в комикс и делается удобоваримой для всех? Не остановятся ли Ваши слушатели на этом этапе, захотят ли слушать оригиналы?

— Нет, не остановятся. Такие опасения для меня — уже пройденный этап. Могу привести изречение Светланова, который в то время, когда появились такие группы, как «Ekseption», говорил, что сначала, конечно, будут слушать обработки, но потом, годам к сорока, люди придут к слушанию музыки в оригинале. Я прекрасно понимаю, что занимаюсь просветительской деятельностью, но когда мы играем «Аве Марию», а у молоденьких, по 12-13 лет, девчонок просто слезы на глазах, то я не думаю, что это плохо. Да, это дань времени, обработки, современное прочтение, но время покажет, насколько это действенно. На концерте это нравится, да и не только на концерте...

— Но если бы сейчас, предположим, Вы могли осуществить коммерчески успешный чисто джазовый проект, стали бы Вы в нем участвовать?

— Не думаю. Понимаете, музыка, которую я начинал играть сам, тоже была не вполне коммерческая, так что не в деньгах дело. Я делаю сейчас то, что мне нравится, честно. В стройности фразы, например, Марка Нопфлера я сейчас вижу ничуть не меньше смысла, чем в витиеватом пассаже Оскара Питерсона, а несколько нот Дэвида Гилмора из «Пинк Флойд» мне кажутся более осмысленными, чем много нот Ларри Корриела или Эл ди Меолы. Это мое мнение, и я его не боюсь.

— Традиционный вопрос: сколько гитар Вы возите с собой на концерты?

— Сейчас четыре. Есть стил-гитара, есть чаранга из Боливии и маленькая мандолина, я ее использую тоже. Вообще, у меня штук десять гитар.

— А есть ли какие-то особые предпочтения?

— «Гибсон», в нем более теплый звук. И «Фендер Стратокастер» как самый универсальный инструмент, он мне ближе всех.

- Вы достаточно много бываете за границей. Сейчас, по мнению некоторых музыкантов, в частности, того же Алексея Козлова, джаз в Америке вымирает, существует только на фестивалях, а в обыденной жизни практически нет. Какое сложилось у Вас впечатление?

— Отчасти я с ним согласен, но в корне это не может быть верно, потому что фестиваль, как и любой конкурс, — свидетельство того, что эта музыка есть, и когда собираются лучшие ее представители, это называется форумом, праздником, именуемым фестивалем. Значит, многие занимаются этой музыкой, и она имеет слушателей. А вообще, масса людей слушает одновременно и классику, и рок-н-ролл, и фьюжн... Отчасти, конечно, он (Козлов — Е.Д.) прав, потому что стили могут отмирать, если в них не происходит никакого обновления.

— Как Вы считаете, любителям чистого джаза будут сейчас интересны ваши концерты?

— Я думаю, отчего бы и нет?