ну вот... опять попалось...
Александр МИНКИН
О России с любовью
О русских — без
Рисунок Алексея Меринова
Мы — очень хорошие. Издали — одинаковые, а вблизи — ооочень разные. Возможно, мы — лучшие. Безусловно, мы — самые интересные.
А другие знают об этом? Понимают ли?
Конечно, иногда мы врем, деремся, орем, валяемся пьяные; но это дома; соседям не видно, не слышно… Или немножко слышно?
Почему они смотрят на нас так холодно? Почему вместо любви на их лицах что-то похожее на отвращение? Или это только кажется? Надо спросить.
Ближних соседей не спросишь. Они злые, судят предвзято; слишком много крови пролилось, слишком много было унижений и рабства…
Швейцария очень подходит. Никогда не была нашей колонией. Мы никогда не воевали (нет комплексов победителя или побежденного). Они очень образованные, поэтому есть надежда, что они способны нас понять (нашу душу, а не только цены на газ). Наконец, они очень честные — значит, скорее всего, скажут правду.
Что для вас Россия?
Шикарные, очень культурные, грязные, умные, тупые, очень гордые, покорные, высокомерные, грубые мужики, тонкие, душевные, только деньги на уме, великая история…
Этот хаос оценок, эту безумную амплитуду (от восторга до отвращения) выдают швейцарцы, когда спросишь, “что такое Россия”.
…Как увидеть себя? Можно с утра до ночи любоваться в волшебное зеркальце ТВ. Включи и услышишь: “Ты на свете всех милее!”
А можно поглядеть в зеркало чужих глаз. Это не так приятно, зато интересно.— Огромная страна! Высокая культура!
С этого начинают все. Первая часть ответа понятна. По площади мы больше в 400 с лишним раз. Такую разницу ощущают кожей, кишками.
А что такое “высокая культура”?
— Достоевский, Чехов, Толстой, Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский, Рахманинов…
Все швейцарцы объясняют “русскую культуру” одинаково. И слушая это в десятый раз, вдруг ясно понимаешь: для Запада русская культура — ХIХ век. Позапрошлый век! Они действительно это читают, слушают, арию из оперы могут напеть.
…Один назвал Прокофьева, никто не вспомнил Гагарина, никто не сказал о балете, о Шостаковиче, о писателях ХХ века. Даже о Солженицыне — никто, хотя весь Запад знает его историю, его “Архипелаг ГУЛАГ”.
Начни допрашивать — услышишь: Булгаков, Тарковский…
Но первые — базовые! — ответы говорят: ХХ век выпал. А точнее — советский период (поэтому музыка эмигрантов — Рахманинова, Стравинского — живет).
...Разговор с двумя дамами за ужином. Одна — журналистка, другая — преподавательница университета.
— В магазинах нет русских книг. В моде Китай. Китайских фильмов полно, а русских нет. Разве только Михайлов…
— Михась? (Пытаюсь уточнить, так как слышал, что снят документальный фильм о Михасе, который здесь сидел в тюрьме.)
— Да-да, Михась! “Утомленные солнцем”.
А мы?
Итак, Россия осталась в прошлом. Спасибо. Понятно. А мы где живем? На астероиде? На окраине Китая?
Все швейцарцы говорят:
— Там, где вы живете, очень холодно.
Для них “холодно”, “много снега” — это положительные качества. Но дальше — хуже.
— Страна серого цвета (журналистка).
— Власть закрытая и черствая, как при коммунистах. (Профессорша университета. Что такое “черствая”? Не помогает людям, равнодушна к ним.)
— Петербург, Москва, Тбилиси — очень красивые города! (Одобрительно киваю. Хорошо, что ни одного грузина рядом нет.)
— Все русские — дураки. Все вы хотите положить деньги в банк, а он вас грабит. (Таксист. Должно быть, сумасшедший левый.)
— Из Москвы? Ну, как там у вас жизнь при коммунизме? (Француз, 22, грузчик. С Луны свалился? Думает, что Москва в Северной Корее?)
…После абстрактных разговоров (о культуре, мистической душе и коммунизме) хочется рюмку водки и чего-нибудь конкретного на закуску. Начинаю максимально вежливо и наивно:
— Да, вы правы, страна очень большая и холодная. А как вы думаете, сколько нас там?
В первый раз этот дурацкий вопрос возник случайно, в разговоре о Второй мировой войне. Оказалось — напал на золотую жилу.
60 миллионов, 80… Минимальный ответ: 10 миллионов, максимальный — 300. Некоторые ответили довольно точно (150), но большинство считает, что сто или меньше.
Для нас это важнейшая проблема, более волнующая, чем нефть и газ. Мы пересчитываем себя непрерывно. И услышать 10 миллионов?! Меньше, чем в Москве?!
Стараясь не показать огорчения, спрашиваю:
— Как вы думаете: растет население или сокращается?
Этот вопрос не вызывает у швейцарцев трудностей, но их ответ шокирует:
— Растет.
Что вымирают белые медведи, они знают. А что вымирают русские — нет.
У нас демографическая катастрофа. Население сокращается на миллион в год. А швейцарцы говорят “растет”. Значит, они просто не знают и не понимают, как мы живем, что у нас происходит.
Только трое сказали “сокращается”. Из них двое — знаменитые руководители знаменитых университетов Цюриха и Лозанны: Александр Цендер и Патрик Эбишер. (Третья — школьница 16 лет, которая сказала “сокращается” назло своему брату-студенту.)
…Вечером меня везла на машине умная, красивая русская девушка, отлично закончившая очень престижный университет в Женеве. Теперь у нее здесь хорошая работа. Я начал ей рассказывать, что о нас говорят швейцарцы, и для большего эффекта, желая поразить ее контрастом, спросил:
— Какая у нас численность населения? Растет оно или сокращается?
— 60 миллионов. Растет.
Я не сказал ей, что нас 144 миллиона, потому что не знал: считать ее или уже нет.
…Получив в Швейцарии хорошее образование, русские юристы и экономисты находят здесь хорошую работу.
Русский рынок стал очень важен. А там требуется не только язык, но и понимание ментальности, знание местных условий, обычаев, умение обходить законы и бюрократические рогатки.
Русские мальчики стали клерками крупных банков и корпораций. Они рассказывают, что их ценят за умение и готовность приспособиться, за умение найти решение, за мобильность…
Для них Россия — рынок. И на этом рынке они защищают интересы своих корпораций.
За этих успешных русских надо бы радоваться; но русские ли они или уже нет?
Война
Мальчик и девочка — студенты-историки университета Лозанны. Ну, раз историки, то и вопрос по истории:
— Знаете, в середине прошлого века была Вторая мировая война. Не скажете ли, кто с кем воевал?
Девушку явно обидел унизительный вопрос.
— Германия — СССР.
— А кто еще?
— Это детали. (То есть мелочи, не имеющие значения.)
Удивительно, как точно ее мнение совпало с нашим. Но остальная Швейцария думает иначе.
Недавний опрос показал, что швейцарцы оценивают наш вклад в победу над Германией в 20%. В 1947 году было 80%. Факты не изменились; почему же оценка изменилась в четыре раза? 60 лет назад люди высказывались на основании собственного опыта, реальной информации. Теперь — на основании теле- и киномифов.
Мы после победы опустили железный занавес. И Голливуд без помех и конкуренции создавал портрет победителя. Удалось. На мой вопрос о главном событии Второй мировой швейцарцы (юные и взрослые) отвечали: взятие Берлина, вторжение Германии в Польшу, вступление США в войну, Перл-Харбор, Холокост, Хиросима, высадка союзников в Нормандии, взятие Парижа… Только двое сказали “Сталинград”, никто не вспомнил блокаду Ленинграда, Курскую дугу.
Официант, счет, пожалуйста!
Когда обеденный час пик миновал, официантка рада, что может присесть после сумасшедшей беготни.
— Большая! Холодная! Высокая культура!
— Да, спасибо. А чем русские посетители отличаются? Кроме языка, конечно.
— Очень много денег. Показывают свое богатство. Шикарно одеты, дорогие вещи, украшения. Все девушки берегут фигуру, как топ-модель. Наши берут гамбургер, чизбургер, а русские — никогда, только рыба и салат…
Она говорит не об олигархах и их эскорте, а о русских студентках, которые учатся в Женеве. И даже в студенческом кафе ведут себя барственно.
— На чай оставляют, как все студенты, очень мало, 20—30 сантимов (5 рублей), а требовательны, как в дорогом ресторане. И важничают.
Четверо студентов юрфака говорят о русских однокурсниках:
— Студенты из России более серьезны, больше занимаются. Не смешиваются с другими, держатся группой, поодиночке не ходят (это и официантки говорили). Одеваются дороже и шикарнее. Кроме учебы еще и работают, чтобы иметь больше денег. Ведь они здесь без поддержки родителей.
Последнее сомнительно. Без родителей — да. Но без родительских денег — вряд ли.
Студенты ушли. Официантка рассказала, что мечтает поехать в Россию, мечтает о драматических приключениях. Муж довольно богатый. Ее шокируют мои слова, что в России девушка из обеспеченной семьи не пойдет в официантки. Обиженно спрашивает: “Вы считаете, что официантка — это плохо?”
Конечно, нет. Но ее вопрос не случаен. Все швейцарцы отмечают, что русские не уважают работающих людей, высокомерны, грубы, думают, будто за деньги можно всё.
Вот уж точно. Это мы и сами о себе знаем, увы.
Но бывает, что и русских в Швейцарии коробит. Один рассказывает, как услышал: “Работай, работай! Там у себя в ГУЛАГе ты к этому привык”.
Любовь в Альпах
Прощайте, бедные студенты, изумляющие своими Гуччи и Шанелью официанток в кафе! Отправляемся в горы, где пасутся швейцарские коровы и русские олигархи со своими телками.
В Куршевеле скандал, в Санкт-Морице, по слухам, нас не любят. Едем в Монтана — лыжный курорт в Альпах — от Милана 200 км, от Женевы — 200, от Лозанны — 120.
Начальник полиции и руководитель туризма не видят особых проблем с русскими:
— Не очень общительны, холодны, пожалуй, слишком роскошно одеты, шубы шикарные. Сперва, когда Россия открылась, приезжали бандиты…
— А как вы узнали, что они бандиты? Они стреляли?
— Нет, нет. Но никогда “бонжур”, “мерси”. И очень быстро покупали дома и квартиры. Так спешили… Цены взлетели до 17 тысяч долларов за м2.
Теперь русские говорят “спасибо”. Их стало так много, что в отелях и на гольфе пришлось нанять русских служащих.
— Самое трудное — они были люди без языка. Теперь почти все русские знают английский. Раньше брали самое дорогое вино, теперь — самое вкусное.
— Самые противные — русские министры.
— ?
— Да, после форума в Давосе сюда приехали русские министры отдохнуть. (Это они в Давосе, что ли, устали?) Важные, как цари. Тупые, надменные, будто они владыки мира. Лица, как у КГБ в кино.
Но в целом нас здесь любят. Не за душу, а за то, что богатых клиентов стало больше и работы стало больше.
Хозяин местной аптеки:
— Русские — удобные клиенты, доверчивые. Спрашивают, какие купить витамины, кремы, лекарства — чаще всего от расстройства, слишком много едят; доверяют рекомендациям, потому что у нашей медицины хорошая репутация.
Директор отеля:
— Около 200 русских было за сезон, и только две пары не говорили ни на одном языке.
Все — шеф туризма, аптекарь, директор — сходятся:
— Вежливости у русских нет. Когда говорят, не смотрят в глаза. И никогда не говорят о политике!!! Только о еде и вещах. И уверены, что всё можно купить. Люди стоят в очереди на подъемник, русские проходят вперед — сразу пытаются сесть, а когда их не пускают — достают деньги. Людям это отвратительно.
В Швейцарии тебя не пустят, если ты нарушаешь порядок. А в России не пустят, если соблюдаешь.
Если швейцарец в Москве сядет за руль и попытается соблюдать правила — он вообще никуда не доедет. Он из переулка на проспект выедет только ночью, когда все лягут спать...
Швейцарцам этого не понять. Мы выросли в стране очередей. За молоком — два часа, за мясом — три, за водкой — пять. За мебелью — два года, за машиной — пять, за квартирой — 20 лет.
И Запад ушел вперед, потому что советский народ стоял в очереди. Стоял и ненавидел государство, которое заставило его тратить жизнь в очередях, чиновников, у которых были специальные магазины, и саму очередь.
Нелюбовь
…Что русские не стоят в очереди — это не новость. А вот то, что они никогда не говорят о политике, — это что-то новое.
Еще 7—8 лет назад русские (даже богатые) говорили только о политике. Замолчали? Или перешли на шепот?
Потому что еще одна черта, которая всем не нравится: русские слишком громко говорят.
Сами швейцарцы говорят так, чтобы не мешать другим. Мнения о президентах (своем, американском, русском) не скрывают. Буш — худший за всю историю США, это общий хор. А о Путине:
плюсы — ликвидировал олигархов (честное слово, наивный швейцарец так и сказал), вернул стране достоинство, действует вместе с Европой против США, навел порядок после ельцинского хаоса;
минусы — Чечня, убил свободу слова, ужасно жестокий, ликвидирует неугодных, вернул старые методы СССР, гнилой внутри (интуитивное ощущение).
…А почему мы должны им нравиться, если мы самим себе не нравимся?
Нам не нравятся чиновники (больше миллиона), нам не нравится наша милиция (больше миллиона). Нам не нравятся наши плохие дороги, но это значит, что нам не нравятся миллионы людей, которые так безобразно кладут асфальт. Нам не нравятся фальшивые лекарства и водка, но это значит, что нам не нравятся сотни тысяч сограждан, которые живут этим “бизнесом”... А нравятся ли нам миллионы людей, которые превратили берега наших рек, леса и парки — в помойку?..
Русские идут
Осталось рассказать о двух лучших встречах — о прекрасных, умных людях, которые все понимают, но почему-то сохраняют оптимизм. Рассказ каждого мог бы стать книгой.
Патрик Эбишер думал, что швейцарцы и русские — разные, а теперь считает, что одинаковые. Это у него не со всеми так. Он десять лет жил в США, но американцы, похоже, остались ему чужими.
Может быть, дело в том, что он с детства получил классическую прививку: Достоевский, Чехов, Мусоргский… Звучит такой привычный набор — и вдруг:
— В школе все учебники алгебры — вся математика! — были русские, советские.
— Как?!
— Да. В конце мелким шрифтом: “Перевод с русского”. Так что Россия для меня — это еще и уважение к науке. А теперь и к спорту.
— Как?!
— Да. Хоккеисты Быков и Хомутов — герои Швейцарии.
Эбишер руководит одним из лучших в мире политехнических университетов — EPFL. 6500 студентов, из них 100 русских.
Много? Сто лет назад русских студентов было 60%!
У Эбишера преподают 4 профессора из России, из нашего тоже знаменитого института: физика элементарных частиц, космическая физика, химическая физика. Они получают от 120 тысяч до 200 тысяч долларов в год, но главное — они ведут здесь научную работу, у них есть лаборатории.
Жаль, успешные русские клерки не слышат. В России сейчас все стараются поступить на экономические и юридические факультеты — чтобы получить потом выгодную работу. Но такая зарплата, как у физиков, клеркам не скоро достанется. А главное: наука — совсем другая работа. Готовность приспособиться не нужна.
Эбишер накануне вернулся из Китая:
— Китай при коммунистах потерял гораздо больше, чем Россия. В Китае теперь только бизнес. Нет искусства, литературы, религии. Но и во всем мире кризис культуры ужасающий. А если у человека нет этого фундамента — конец. Люди ничего не делают, сидят, бессмысленно глядя в телевизор, как куклы на полке.
Поэтому Эбишер решил ввести в программу курсы философии, культуры, литературы (в политехе!). Кое-кто был против, но студенты валом повалили на лекции; оказалось, что у них сильнейший голод — не хватает духовной пищи.
— Душу надо кормить. И не жвачкой Интернета, где все слишком легко…
Товарищ Александр Цендер прекрасно говорит по-русски, родился и вырос в русском кругу, родители из России. Это совсем не мешает ему руководить объединенными Технологическими университетами Цюриха и Лозанны. Он — президент одного из крупнейших в мире научных центров. Но входишь к нему с улицы, охраны нет.
— Россия — большая страна и большая душа. Но там нет и никогда не было демократии. 6 месяцев между двумя революциями 1917 года не в счет. Демократии нужны традиции. Люди (и власть!) должны привыкнуть, что есть выигрывающие и проигрывающие и что они меняются местами — как в спорте: сегодня выиграл, завтра проиграл.
— И долго нам ждать?
— Надо много лет, чтобы такая огромная страна, как Россия… Во Франции потребовалось три поколения, это 75—80 лет.
— И откуда считать?
— От конца СССР, от Ельцина.
— 1990+80=2070.
Звучит как похоронный колокол. При нашей продолжительности жизни…
Моисею потребовалось 40 лет, но там, конечно, страна была поменьше. 80 лет! — неизвестно, есть ли у России столько времени? Цендер утешает:
— У России большой потенциал развития, много полезных ископаемых, много умных людей, но ежедневные проблемы душат, быт очень тяжел. Ценности утрачены, всё только деньги, деньги. Но это изменится. И на Востоке, и на Западе ценности исчезли, но в каждом человеке живет потребность высшего. А Россия — мистическая страна…
— Что такое “мистическая”? Объясните, пожалуйста. Вообразите, что я пастух в горах, подоил коров, сел отдохнуть, а тут вы идете…
— Пастуху ничего не смогу объяснить, если он ничего не читал. Газетный мусор не в счет…
…Мы еще долго говорили о государственных субсидиях, о богачах и их роскоши на фоне нищей медицины, но главное уже сказано.
Родному швейцарцу он не может ничего объяснить (объясняет он мне, чужому). Если тот ничего не читал — не поймет. Но “пастух” грамотный, читает газеты. Значит, речь о книгах. Наше взаимопонимание — если речь о душе, а не о жратве — построено на Достоевском, Чехове, Сервантесе, Свифте, Шекспире, на Библии…
И именно эти книги люди перестают читать. Утрачивая ценности, перестают быть людьми.
Те, кто уже утратил, — смеются над нами. Мы кажемся им дураками.
…Кто бы мог подумать, что в “буржуазной скучной Швейцарии” будет столько разговоров о душе (в том числе о русской душе). Тех разговоров, что когда-то бесконечно велись у нас на кухнях.
Швейцарцы тоже ооочень разные.
Женева—Лозанна—Монтана—Цюрих—Монтрё.
